Мы стояли лагерем к югу от моста и на следующий день собирались перейти на поле боя. У нас имелись хлеб, холодная говядина, сыр и эль. С наступлением ночи несколько раз заходил ливень. На северном берегу, за невысоким холмом на поле боя, мы видели зарево от костров наших врагов. Те пришли с юга, из Дингесмера, где стояли в гавани их корабли. Не нашлось бы в нашем войске ни одного человека, который не устремлял бы взгляда к этому далекому зареву и не пытался представить, много ли людей собралось у тех костров. Этельстан привел в лагерь три с лишним тысячи воинов, не считая фирда, от которого едва ли будет большой толк в борьбе против закаленных бойцов Анлафа. Еще у Этельстана имелись пять сотен конников Стеапы, расположившихся в двух милях позади нас, но я подозревал, что у Анлафа и Константина число воинов приближается к пяти тысячам. Кое-кто утверждал, что врагов насчитывается шесть, а то и семь тысяч, но достоверно никто не знал.
Я ужинал вместе с сыном, Финаном, Эгилом и Торольфом. Говорили мы мало, ели еще меньше. К нам подсел Ситрик, но только чтобы выпить эля.
– Когда истечет перемирие? – спросил он.
– В полночь.
– Но до рассвета они бой не начнут, – сказал Эгил.
– До исхода утра, – уточнил я.
Требовалось время, чтобы выстроить армии, а затем дать молодым идиотам послоняться между ними, вызывая врагов на поединок.
Дождь барабанил по парусине, растянутой нами на кольях нашего грубого шалаша.
– Земля будет мокрой, – мрачно заметил Финан. – Скользкой.
Никто не ответил.
– Нам надо поспать, – заявил я, хотя и понимал, что уснуть будет сложно.
Бой окажется трудным и для противника – земля будет такой же скользкой для них, как и для нас. Дождь усилился, и я молился, чтобы он не унимался и днем, потому как ирландские норманны любят использовать лучников, а ливень намочит тетивы луков.
Я обошел костры своих людей. Говорил обычные слова, напоминая, чтобы они готовились к этому бою, а отработанные часами, днями, месяцами и годами навыки спасут им завтра жизнь. Но сам знал, что, вопреки любому искусству, многие погибнут. «Стена щитов» не ведает жалости. Какой-то священник молился с частью моих христиан, и я не стал ему мешать, только велел всем поесть, выспаться, если смогут, и не трусить.
– Мы – беббанбургские волки, – увещевал их я. – Нас никто не победит.
Новый заряд ливня заставил меня податься к ярко полыхающим огням в середине лагеря. Я не ожидал боя раньше позднего утра, но ходил в кольчуге, по большей части ради тепла, которое давала кожаная поддевка. В нарядном шатре короля горели свечи, и я направился к нему. Двое стражников у входа признали меня и, поскольку меча или сакса при мне не было, разрешили войти.
– Лорд, его там нет, – предупредил один из них.
Я все равно вошел, просто чтобы спрятаться от дождя. В шатре было пусто, если не считать священника в богатой рясе. Тот преклонил колени на подушке перед переносным алтарем с серебряным распятием. Услышав мои шаги, он обернулся, и я узнал своего сына, епископа. Я остановился и едва не пошел назад к выходу, но сын встал. Вид у него был такой же смущенный, как у меня.
– Отец… – робко начал он. – Король отправился поговорить со своими людьми.
– Я делал то же самое.
Мне подумалось, что стоит остаться. Дождь наверняка загонит Этельстана обратно в шатер. У меня не было причин разговаривать с королем, разве что желание поделиться общими нашими страхами и надеждами насчет завтра. Я подошел к столу, увидел глиняный кувшин. Вино в нем не пахло как уксус, поэтому я налил себе немного в кубок.
– Не думаю, что он будет против, если я украду его вино. – Я заметил, что взгляд сына остановился на тяжелом золотом кресте у меня на шее, и пожал плечами. – Бенедетта заставила надеть. Говорит, что он будет оберегать меня.
– Непременно, отец. – Он замялся, коснувшись правой рукой своего собственного креста. – Мы можем победить?
Я впился глазами в его бледное лицо. В народе говорили, что сын похож на меня, но мне так не казалось. Он явно тревожился.
– Мы можем победить, – подтвердил я, опускаясь на стул.
– Но они превосходят нас числом!
– Мне много раз доводилось сражаться против превосходящего врага, – сказал я. – Решают не числа, решает судьба.
– Бог на нашей стороне, – заявил сын, хотя в голосе его не чувствовалось твердой уверенности.
– Вот и замечательно. – Мои слова прозвучали иронично, и я пожалел об этом. – Мне понравилась твоя проповедь.
– Я знал, что ты был в церкви. – Он помрачнел, будто усомнился в искренности похвалы. Потом, все еще хмурясь, сел на скамью. – Если они завтра победят…
– Будет бойня. Наши люди окажутся в западне между двух потоков. Кому-то удастся уйти через мост, но он узкий. Кто-то переберется через овраг, но большинство погибнет.
– Тогда зачем мы сражаемся здесь?
– Потому что Анлаф и Константин не допускают шанса нашей победы. Они уверены. И мы можем обратить эту уверенность против них. – Я помолчал. – Это будет нелегко.
– Ты не боишься?