– Лорд епископ, они образуют три свинфилькьяса. – Мне не требовалось объяснять значение этого слова Оде, дану по рождению. – И мы намерены истребить их.
– Ты говоришь убежденно.
Ему хотелось поддержки.
– Я испуган, лорд епископ. Как всегда.
Эти слова заставили его скривиться.
– Но мы победим! – заявил он, хотя и без особой уверенности. – Твой сын уже на небесах. И хотя Господу и так известно, что стоит сегодня на кону, твой сын приведет Ему еще больше доводов. Мы не можем проиграть! Небо на нашей стороне!
– Ты твердо знаешь? – спросил я. – Разве священники не говорят сейчас шотландцам то же самое?
Он пропустил эти вопросы мимо ушей. Руки его теребили уздечку.
– Чего они ждут?
– Дают нам достаточно времени, чтобы мы их посчитали. И напугались.
– Это работает, – едва слышно проронил он.
– Передай королю, пусть не переживает за свой правый фланг. – Я коснулся молота, надеясь, что не ошибся. – Что до остального? Молись.
– Беспрестанно, лорд, – пообещал он, потом протянул мне руку, и я пожал ее. – Да пребудет с тобой Бог.
– И с тобой, лорд епископ.
Ода поскакал обратно к Этельстану, сидевшему на коне в середине нашей линии в окружении дюжины воинов. Он напряженно смотрел в сторону противника, и я заметил, как он непроизвольно дернул поводьями. Лошадь испуганно попятилась, но король потрепал ее по холке. Я повернул голову и поглядел, что его встревожило.
Враги подняли щиты и опустили копья.
И наконец двинулись вперед.
Шли враги медленно, продолжая колотить клинками по щитам. Неторопливость эта объяснялась желанием сохранить «стену» плотной, а строй ровным, насколько возможно. Но они тоже нервничали. Даже когда у тебя численный перевес, когда ты занимаешь выгодную высоту, когда победа почти предопределена, страх все равно пробирает до костей. Резкий удар копьем, падение секиры, острая кромка меча способны убить даже в миг торжества.
Мои люди встали и сбились поплотнее. Щиты клацали, соприкасаясь. Первая шеренга состояла исключительно из воинов, предпочитавших сражаться мечом или секирой. Копейщикам отводился второй ряд. Третий ряд должен был метнуть копья, а потом схватиться за мечи или топоры. Четвертая шеренга осталась сильно прореженной – людей на нее не хватило.
Я ослабил Вздох Змея в подбитых сафьяном ножнах, хотя если мне придется спешиться и примкнуть к «стене щитов», то пущу в ход Осиное Жало, свой сакс. Я вытащил его, поглядел, как солнце играет на лезвии длиной всего лишь с мое предплечье. Острие меча отточено, как игла, режущая кромка вполне могла послужить бритвой, а изломанная тыльная сторона была толстой и прочной. Вздох Змея был благородным оружием, мечом, достойным военного вождя, тогда как Осиное Жало – ловким убийцей. Я помню восторг, с коим вонзил Осиное Жало в брюхо Ваормунду под лунденскими воротами Крепелгейт – как он охнул, потом пошатнулся, а жизнь вместе с кровью утекла из него по клинку. Та победа обеспечила Этельстану трон. Я посмотрел налево и увидел короля, сидевшего на коне близ своих мерсийских войск, – отличная мишень для лучников и копейщиков. Епископ Ода держался рядом с Этельстаном, бок о бок с его знаменосцем.
Мое знамя с волчьей головой нес Алдвин. Он качал им из стороны в сторону, давая подходящим скоттам понять, что им предстоит иметь дело с воинами-волками из Беббанбурга. Эгил поднял свой флаг с орлом. Его брат Торольф занимал место в центре первой шеренги: высокий, чернобородый, с боевой секирой в правой руке. От противника нас теперь отделяли три сотни шагов, и я хорошо различал синий крест на стяге Константина и красную руку Домналла, сжимающую другой крест, а на левом фланге строя виднелось черное знамя Овейна.
– Шесть шеренг, – произнес Финан. – Да еще чертовы лучники.
– Отослать конных назад, – приказал я. – И сомкнуть ряды.
Обернувшись, я подозвал к себе Рэта, младшего брата Алдвина.
– Принеси мой щит.
Позади Рэта, на дальней стороне моста, я видел людей, которые вышли из Сестера посмотреть на битву. Глупцы. Этельстан запретил им приходить, но такие запреты всегда бесполезны. Страже у ворот полагалось не выпускать зевак, но караульные набирались из стариков или раненых, и возбужденная толпа легко их смяла. Некоторые из женщин даже принесли с собой младенцев, и, если наша армия побежит, в разразившейся панике у этих людей не будет шансов добраться до спасительного города. Были тут и священники, вздымавшие руки в мольбе к пригвожденному Богу.
Рэт спотыкался, таща тяжелый щит. Я спешился, принял у мальца щит, а ему передал поводья Сновгебланда.
– Отведи его за мост, – велел я. – Но следи за моим сигналом! Конь может потребоваться мне снова.
– Да, господин. Можно мне сесть на него верхом, господин?
– Давай!
Мальчишка взобрался в седло, ухмыльнулся мне и двинул пятками. Ноги у него были коротковаты, чтобы достать до стремян. Я шлепнул скакуна по крупу, потом встал в четвертую шеренгу.