Есуй встала и оделась, а потом пошла к очагу. Рабыни стояли на коленях на полу и подворачивали войлок стен снизу, чтобы шатер продувало свободнее теплым летним воздухом. Женщина у очага дала ей чашку с похлебкой, которую Есуй отнесла хану. Тэмуджин дал ей рабынь-татарок из дальних куреней, женщин, которых она не знала, и поэтому ей было легче не жалеть их.
Тэмуджин поел и оделся.
— Одно в лете не люблю, — сказала Есуй. — Ночи слишком короткие.
Он засмеялся.
— Если бы они были длиннее, я бы спал еще меньше.
Она обхватила его руками и положила голову ему на широкую грудь. Есуген все еще боялась его, но Есуй потеряла страх, уверенная в своей женской власти над ним.
Он вышел из шатра. Женщины выбежали наружу, чтобы присоединиться к тем, что готовили еду для пира. Есуй тоже вышла и увидела хана среди дневной стражи. Борчу с еще одним человеком спешили к нему.
— Джэтэй приехал из стана твоей матери, — сказал Борчу. — Он говорит, что у него есть новости о твоем сыне Тулуе.
Есуй пошла к мужчинам.
— Что за новости ты привез? — спросил хан.
— Хорошие новости, — ответил Джэтэй, — хотя все могло случиться по-другому. Бортэ-хатун послала Тулуя к бабушке на время, и я был среди тех, кто сопровождал мальчика. Какой-то бродяга пришел к юрте твоей матери в то время, когда она разговаривала с Алтани, женой Борогула. Бродяга попросил покормить его, и Оэлун-хатун привела его в юрту к очагу. В юрту вошел твой сын, и этот человек схватил его и приставил нож к горлу, сказав, что он Харгил-шира, татарин, и что мальчик заплатит за отцовские дела.
Несколько стражей выругались. Лицо Тэмуджина не дрогнуло. Есуй увидела гнев в его глазах.
— Продолжай.
— Татарин выволок Тулуя из юрты. Алтани и хатуи побежали за ним. Твоя мать звала на помощь, а Алтани ухватила человека за косы и выкрутила нож у него из руки. Мы с Джэлмэ забивали бычка и, услышав крики, бросились на помощь. Алтани расцарапала лицо тому человеку, а мы добили его топорами.
— Вы с Джэлмэ будете вознаграждены за то, что вы сделали, — сказал Тэмуджин, — а также Алтани. — Он помолчал. — Я мог потерять сына. Татары, которых я держу здесь, заплатят мне за это. Все татарские мальчики, которые остались с нами, даже младенцы в люльках, умрут.
— Нет! — закричала Есуй. — Ты не можешь быть таким жестоким! Они не виноваты…
Хан сверкал глазами, лицо его побледнело.
— Я распустил свою новую жену. Кажется, она хочет сказать свое последнее слово. — Его тихий голос резал ее без ножа. — Она еще не научилась знать свое место. Наверно, мне надо было оставить ее тело в лесу, где ее нашли.
Мужчины молча смотрели на нее. Женщины у костров за юртами тоже молча вцепились в баранов, которых они пригнали для заклания перед пиром.
— Отдать приказ? — спросил наконец Борчу.
Она встала на колени и протянула руки.
— Я прошу мужа сперва выслушать меня.
— Опять жалость. — Хан кривил губы. — Жалость моей матери к бродяге едва не лишила меня сына.
— Это не жалость. — Голос у нее осел. — Я только… — Мужчины, стоявшие поблизости, качали головами. Есуй обрела голос. — Много мальчиков попало в плен. Пройдут годы, и они станут твоими воинами. Ты потеряешь всех будущих слуг, убив их сейчас. Разве ястреб убивает своих птенцов?
— Еще одно слово, женщина, — сказал он тихо, — и от тебя мокрое место останется, а твоя сестра обнимет тебя в могиле. Я не хочу иметь жену, которая будет напоминать мне постоянно о той, что так огорчила меня сейчас.
Она услышала крик. Ее сестра вдруг оказалась рядом. Есуген стала на колени и обняла Есуй.
— Хан может поступать по своему усмотрению, — сказала слабым голосом Есуген и прижалась лбом к земле.
— Никогда не забывайте, — возгласил Тэмуджин, — что ваши жизни в моих руках. — Он оглядел своих людей. — Но в том, что сказало это несчастное существо, есть доля мудрости. Когда мальчики станут мужчинами, я могу составить из них целое войско. Поэтому и только поэтому я оставляю их в живых.
Мужчины, казалось, повеселели. Они, наверно, сожалели о жестоком решении, но Есуй знала, что приказ они выполнят беспрекословно.
— Спасибо, — прошептала она.
— Я не оказываю милосердия ради тебя. Вставай, Есуй. — Ноги тряслись, когда она вставала. Он потянул ее за руку к шатру, прочь от других.
— Прости, — сказала Есуй.
— Никогда не говори так со мной перед моими людьми. Раз я отдал приказ, ты не должна прекословить. — Он снизил тон. — Если я отдаю команду, она должна быть выполнена без рассуждений. На этот раз я прощу тебя, но не испытывай моего терпения впредь. Я разрешаю тебе сделать только одну ошибку. — Он взял ее руками за горло. Она подумала, как легко он может задушить ее. — Готовься к пиру.
На пиру хан сидел под балдахином между Есуй и Есуген. Его ближайшие товарищи из монгольского генералитета выстроились в ряд справа. Слева от Есуй женщины-татарки, которые были пожалованы генералам, болтали друг с дружкой, а другие женщины-татарки подносили им кумыс.