Повелитель Вселенной

Есуй смотрела на сестру. Лицо Есуген осунулось, Есуй с ужасом подумала, как близки они обе были к расправе. Есуген тоже поплатилась бы за ошибку Есуй. Хан предложил ей кусок мяса на кончике ножа. Он простил ее, но милосердие его казалось таким же холодным, как и нож.

«Отлично, — подумала она, — больше я его не подведу».

Она посмотрела на стан. На пир собирались гости. Несколько человек сидели под одиноким деревом и играли на струнных инструментах. Несколько мужчин боролись, а другие бродили от костра к костру, останавливались поесть и выпить у котлов. Какая-то кучка людей двигалась в направлении ханского шатра, следом шел еще человек с опущенной головой. Есуй потянулась за кубком, когда человек поднял голову.

Она узнала Табудая и ужаснулась. Она затаила дыхание, чувствуя, как кровь отливает от лица. Трясущейся рукой Есуй схватила кубок. Она заставила себя отвернуться.

— Ты побледнела, — сказал Тэмуджин.

— Не обращай внимания.

Рука тряслась так, что она едва не пролила кумыс.

— Я слышал, как ты вздохнула, Есуй. Тебя беспокоит что-нибудь?

В горле стал комок. Лицо Тэмуджина поплыло. Она боялась потерять сознание.

— Ты что-то увидела. — Он посмотрел на приближавшихся людей и вскочил. — Борчу! Мухали! — Два нойона тоже вскочили и подбежали к нему. — Кто-то там напугал мою Есуй. Вели всем, кто вокруг, разобраться по родам.

Нойоны ушли распоряжаться. Табудай остановился и пристально посмотрел на хана. Есуй взглянула на сестру. У Есуген от страха широко раскрылись глаза. Кучки людей рассыпались и выстраивались. Табудай подошел поближе, все еще один.

Что могло привести его сюда? Она знает: Табудай наконец обрел свое мужество.

Тэмуджин пошел к ее мужу и остановился в нескольких шагах от него.

— Ты стоишь один, — сказал хан. — Где твой род?

— Здесь нет моего рода, — ответил Табудай. — Из-за тебя мой род больше не существует.

Борчу и Мухали пошли к нему, держа руки на рукоятях мечей.

— Кто ты? — спросил Тэмуджин.

— Я Табудай, сын татарского вождя Гунана — много твоих воинов заплатили жизнями за его жизнь. Я муж Есуй, дочери Ихэ Черэна. Я пришел в этот стан только для того, чтобы увидеть, кто разгромил нас, и взять немного еды. Я был уверен, что среди множества людей одинокий воин не будет заметен. — Табудай посмотрел мимо хана на Есуй. — Когда я увидел свою жену, я захотел лишь взглянуть на ее лицо еще раз и вспомнить счастье, которое у нас было таким коротким. Я вижу, что она процветает.

Он хотел, чтобы она увидела его, чтобы знала, что он осмелился прийти в стан врагов. Теперь он не сможет сделать хану ничего. Тэмуджин, конечно, пощадит его.

— Нет, — сказал Тэмуджин. — Я не думаю, что ты пришел сюда просто на пир. Ты пришел шпионить и подсматривать, что бы можно было украсть. Ты хотел привести сюда других, которые задумали совершить набег.

— Я один, — сказал Табудай, — и я не шпион.

— Ты враг. Я дал приказ, согласно которому всякий татарин выше тележной чеки расстанется с жизнью, а ты давно перерос эту меру. — Хан неистово взмахнул рукой. — Отрубите ему голову!

Есуй вцепилась в собственный халат. Хан посмотрел в ее сторону, она не осмелилась сказать ни слова. Табудай снял шапку и стал на колени. Борчу первым нанес удар мечом, который глубоко рассек шею. Меч Мухали довершил дело. Тело медленно повалилось вперед, выбрасывая толчками кровь. Голова свалилась к ногам хана.

Есуген думала, что сестра закричит, зарыдает, побежит прочь, но Есуй осталась на месте, лицо ее побледнело. Она не сказала ничего, когда унесли тело и голову. Когда Тэмуджин вернулся к ним и сел, Есуй взяла кусочки мяса, которые он предложил, и набила рот. Ей подливали кумыс, и Есуй пила, пока снова не раскраснелась. Хан встал, чтобы плясать со своими людьми, а Есуй хлопала в ладоши и визгливо хохотала.

Есуген так и не пришла в себя, хотя досидела до конца пира. Песни, шум веселья больно отдавались в ушах. Она не осмелилась уйти до вечера, когда наконец все побрели, шатаясь, к своим лошадям и юртам. К тому времени Есуй так напилась, что Есуген пришлось помочь ей встать и отвести к шатру. Есуген уложила ее в постель, а потом села рядом.

— Мне остаться? — спросила она.

Есуй ничего не ответила. Есуген уткнулась лицом в плечо Есуй и заплакала.

— Перестань, — сказала Есуй бесцветным голосом. — Хану не понравится, что ты плачешь.

— Мне все равно! — Есуген закашлялась и вытерла глаза. — Это я довела тебя до такого. Сможешь ли ты простить меня когда-нибудь?

— Прекрати это, Есуген. Если он увидит тебя такую, наказаны будем мы обе.

Есуген ломала руки. Сестра права. Им придется пережить и эту смерть, забыть вместе со всеми другими.

Она встала и начала ходить. Есуй села на постели и уставилась на огонь в очаге. Есуген подкармливала огонь, боясь возвращаться в свою юрту. Хан может прийти туда, а ей не хотелось оставаться с ним наедине.

Она ждала у очага до тех пор, пока раздавались пьяные выкрики, а это значило, что хан еще с людьми. Заскрипели ступени. Хан крикнул что-то ночным стражам и вошел.

Он прошел мимо Есуген, не взглянув на нее, и остановился у постели.