— Сейчас время весеннее, — ответил Мунлик, — твои лошади отощали, и тебе нужно подкормить их. Если Сенгум искренен, он попросится сам к тебе в гости, и ты ничего не потеряешь. Если он этого не сделает, ты узнаешь, что он замышляет.
Тэмуджин посмотрел на своих людей.
— Что вы на это скажете?
Киратай поднял голову.
— А то, что твой приемный отец дает тебе, возможно, мудрый совет, — сказал он. — Кэрэиты и прежде изменяли своему слову.
Тэмуджин молча ел. Оэлун кивнула мужу, ему пришлось набраться мужества, чтобы высказаться перед ханом.
— Ван-хан обязан мне троном, — наконец проговорил Тэмуджин. — Нилха по-прежнему будет прятаться, если я не прогоню найманов с их земель. — Он положил руки на бедра. — Киратай, вы с Бухатаем поедете к Сенгуму и скажете ему, что я должен подкормить лошадей. Поезжайте на рассвете и возьмите с собой подарки. Попируйте с ним, но возвращайтесь ко мне быстро, если он ничего не скажет о своем приезде ко мне для помолвки. А мы все вернемся в мой стан. — Он взглянул на Мунлика. — Если окажется, что ты не прав, Мунлик-эчигэ, ты испытаешь мой гнев.
— Я знаю, о чем говорю, — возразил старик.
— Поэтому-то я и верю тебе.
— Мой сын наконец-то прислушался к совету, — тихо сказала хану Оэлун. — Но, разумеется, он ошибается редко.
— Мама, если бы я прислушивался ко всем советам, ничего не решалось бы. Пусть всякий крепко подумает, прежде чем дать мне совет.
— Да… но не слишком запугивай людей, а то они не обратятся к тебе, когда это будет нужно.
Она встала и убрала блюда.
Мужчины немного выпили, а потом бросили жребий, кому стоять на часах в первую смену. Двое вышли, а остальные завернулись в одеяла.
— Ты можешь поспать в моей постели, Тэмуджин, — предложил Шиги Хутух.
Тэмуджин улыбнулся.
— Отлично.
Оэлун проводила сына к постели мальчика. Тэмуджин увернулся, когда она хотела снять с него шубу.
— Я не ребенок, — сказал он.
— Смеешься над старой матерью. — Как обычно, она к вечеру уставала. У нее закололо под ребрами, когда она стала на колени, чтобы разуть его. Она укрыла его одеялом, хоть он и притворно хмурился. — Можно попросить тебя, Тэмуджин? — Он кивнул. — Мне бы хотелось уехать завтра с тобой.
— Тогда я должен задержаться, пока ты упакуешь вещи и подготовишь кибитку.
— Мне не нужна кибитка. Я поеду верхом, и это пойдет мне на пользу.
— А я останусь без жены? — спросил Мунлик, уже лежавший в их общей постели. — Юрта будет без тебя пуста.
— Я скоро вернусь. — Она встала и посмотрела на сына. — Я хочу навестить Бортэ и внуков. Ты бы почаще собирал нас всех вместе. Твоей старой матери осталось недолго жить и радоваться внукам.
Тэмуджин сделал знак, отводящий беду.
— Не говори такие вещи. Ты выносливая. — Как-то он сказал ей, что на вид она не старше Бортэ, но последнее время это было бы не так. — Я устал спорить с тобой. Если твой муж отпустит тебя, ты поедешь.
— Пусть едет, — пробурчал Мунлик.
Оэлун пошла к постели, сняла халат, разулась и легла рядом с мужем. Она обняла его, он прижался к ней. Его любовь была, как костер в ночи, согревавший ее.
— Сначала ты говорил мне, что я в конце концов должен жениться, — сказал Джучи, — а теперь ты говоришь, что я могу и подождать.
Бортэ нахмурилась. Он был в поле и приехал в орду лишь вечером. Едва он успел поздороваться с матерью, как Тэмуджин сказал ему об отсрочке помолвки.
— Ты женишься, — добавил Тэмуджин, — так или иначе, либо на дочери Сенгума, либо на ком-нибудь еще.
— Он думает, что его дочь слишком хороша для меня. — Джучи схватил кусок мяса. — Если она окажется в моей юрте, хорошая трепка поставит ее на место.
Чагадай посмотрел на старшего брата.
— Кэрэиты согласны выдать его дочь за старшего сына хана, так что они, наверно, имеют в виду меня…
Хан строго посмотрел на него и поднял руку. Бортэ хлебнула из кубка. Джучи было девятнадцать лет. Он был похож на Чилгера, и рот у него кривился точно так же, как у мэркита, когда тот злился, и тело было массивное, ширококостное, и глаза маленькие, черные. Он смотрел мимо нее на Есуй и Есуген, которые сидели слева от Хадаган. Джучи ел глазами сестер. Его бы давно надо было женить.
— Я позабочусь, — сказал Тэмуджин, — чтобы у всех моих сыновей были жены, достойные их.
Угэдэй улыбнулся отцу.
— Тогда ты должен найти мне такую, как наша мама. — Лицо хана подобрело, когда он взглянул на третьего сына. Угэдэй поднял кубок и выпил. В свои четырнадцать это был широкоплечий мальчик, выпивавший уже как мужчина, но становившийся от выпивки более дружелюбным.
Оэлун-экэ что-то сказала сыну. Бортэ усадила ее слева от Тэмуджина. Старость пришла к Оэлун внезапно, лицо ее обветрилось и покрылось тонкими морщинами. Только золотисто-карие глаза были теми же.
Тэмуджин предложил мясо сперва своим женам, потом Ходжин. У маленькой девочки были отцовские глаза и острый взгляд, как у Тулуя. У своей матери Дохон она ничего не взяла.
— Я не хочу замуж, — сказала Ходжин.
Хадаган рассмеялась.
— Когда-нибудь тебе придется выйти. Во всяком случае, это будет всего лишь помолвка — в стан к мужу ты поедешь через несколько лет.