Повелитель железа

— Так, хорошо, — сказал он, добавив с признательностью, — бесконечно благодарен вам. Мне посчастливилось встретиться с хорошими людьми, в чьих руках мои товары останутся целы. Это ничтожные товары, товары, вы понимаете, которыми торгуют вразнос, но для меня это все. Я чрезвычайно рад, что встретил вас. Завтра я вернусь с моим родичем, которого я, конечно, найду, и сниму с вас тяжесть оберегания моего ничтожного имущества.

Он приподнял свою шляпу.

Он начал удаляться, давая животному идти только шагом, опасаясь его как виновника только что происшедшей катастрофы.

Вдруг смотритель окликнул его. Старик остановился и повернул голову.

— Поищите на кладбище, мистер Наваец, — посоветовал тюремщик. — Добрая сотня Томасов лежит там.

— Особенно будьте осторожны, прошу вас, мистер, с большим ящиком, — отозвался торгаш.

Джон увидел-затем, как улица снова опустела, потому что и жандармы и оборванцы поспешили скрыться. «Удивительно», — думал Джон, — какие-то интонации в голосе старого торгаша смутно показались ему знакомыми.

Сделав это заключение, Джон перестал думать дальше об инциденте, отошел от окна и подсел к Айрис.

В комнате сторожа, в каких-нибудь пятидесяти футах от камеры Джона, происходила сцена ограбления Леопольда Нарваеца.

Началось это с того, что смотритель произвел внимательный и всесторонний осмотр большого ящика. Он приподнял один конец, чтобы судить о содержимом по весу, и понюхал, как нюхает след ищейка в тщетной попытке разрешить загадку обонянием.

— Оставь его в покое, — засмеялся один из жандармов, — тебе заплатили два шиллинга за то, чтобы ты был честен.

Помощник смотрителя вздохнул, отошел, сел, продолжая оглядываться на ящик, и снова вздохнул. Разговор пресекся, но глаза жандармов неизбежно обращались в сторону ящика. Засаленная колода карт оказалась бессильной отвлечь от него их внимание. Игра была скоро брошена. Жандарм, который надсмехался над смотрителем, сам подошел к ящику и понюхал.

— Ничем не пахнет, — объявил он. — В ящике абсолютно нет ничего такого, что имело бы запах. Кто может там быть?..

— Вот идет Вильсон, — указал смотритель на входящего в эту минуту привратника, чьи заспанные глаза говорили о только что прерванной сиесте. Ему не платили за то, чтоб он был честен. Эй, Вильсон, удовлетвори наше любопытство и скажи нам, что в этом ящике.

— Откуда я могу знать, — сказал Вильсон, глядя мигающими глазами на интересующий их предмет. — Я только сейчас проснулся.

— Но ведь тебе не было заплачено за то, чтобы ты был честен? — спросил смотритель.

— Но ведь, матерь божия, где есть такой человек, который мог бы мне заплатить за то, чтобы я был честен? — воскликнул привратник.

— В таком случае возьми вон там топор и вскрой ящик, — округлил свою мысль смотритель. — Мы не имеем права. Вскрой ящик, Вильсон, или мы помрем от любопытства.

— Мы поглядим, мы только поглядим, — нервозно пробормотал жандарм, пока привратник отрывал доску с помощью лезвия топора. — Затем мы снова забьем ящик и… сунь туда руку, Вильсон, что там такое? А, на что оно похоже? Ах!..

Рука Вильсона нырнула в ящик, зацепила что-то и появилась вновь, вытянув какой-то предмет цилиндрической формы, обернутый картоном.

— Сними покрышку осторожно, ее нужно будет снова поставить на место, — предупредил его тюремщик.

И, когда сначала картонная, а потом бумажная оболочки были сняты, глазам всех присутствующих представилась большая бутыль виски.

— Как изумительно она упакована, — пробормотал смотритель тоном священного ужаса. — Напиток, очевидно, очень высокого качества, если его так бережно пакуют:

— Это виски-американо, — вздохнул один из жандармов. — Лишь один раз в своей жизни пил я виски-американо!..

Жандарм взял бутылку и приготовился, отбить ей горлышко.

— Стой! — закричал смотритель. — Тебе заплатили за честность!

— Мне заплатил человек, который сам был бесчестен, — был ответ. — Эта штука — контрабанда. Пошлина за нее никогда не была заплачена. Старикашка торгует запрещенными товарами. Мы можем не только с признательностью, но и с чистой совестью завладеть ими. Мы их конфискуем, мы примем меры к их уничтожению.

Не ожидая продолжения, Вильсон и жандарм распаковали две новых бутылки и отбили им горлышки.

— Три звездочки — высший сорт, — возгласил Вильсон, при всеобщем молчании указывая на марку. — Видите ли, все сорта виски, вырабатываемые янки, хороши. Одна звездочка показывает, что сорт очень хорош. Две звездочки, что он превосходен. Три звездочки — что он великолепен, божествен, лучше всего лучшего и даже еще лучше. Ах, я знаю это, янки очень крепки на крепкие напитки.

— А четыре звездочки? — спросил смотритель, у которого результаты пробы уже сказывались в блестящей влажности его глаз.

— Четыре звездочки, друг? Четыре звездочки означают или же немедленную смерть, или же вознесение живьем на небо…

Уже через четверть часа смотритель, обняв другого жандарма, называл его братом и заявил, что очень мало нужно для того, чтобы люди на этом свете были счастливы.