Он думал, что дядя Вова – а его все боялись, вся местная шпана – его побьет, и был готов к этому. Но дядя Вова продержал его до вечера, а потом, когда пришел отец – сдал с рук на руки отцу. Отец выслушал, что они сделали, и сказал – будешь каждый день после уроков работать в оранжерее, пока не поймешь, как плохо ты поступал. Отец его никогда не порол, как некоторые отцы своих мальчишек – ни разу пальцем не прикоснулся.
После второго дня работы – он вдруг неожиданно даже для себя самого – попросил дядю Вову рассказать про войну.
Дядя Вова оказался пластуном, и более того – снайпером. Эту искусству – он учился в Месопотамии под британскими пулями – тогда метких стрелков было совсем немного. Ему оторвало ногу, когда он держал под огнем целый британский полк, выбивая офицеров – и британцы не нашли никакого другого решения, кроме как развернуть приданную им батарею, тратя драгоценный артиллерийский боезапас, которого и так было мало. Потом они пошли на прочесывание – но дядя Вова не дался им в руки, пережил прочесывание и с оторванной ногой выполз к своим. Именно за это – у него был крайний из трех Георгиевских крестов.
С тех пор – Женька забегал в оранжерею уже не потому, что отец заставил его отрабатывать причиненный цветам ущерб. Они наскоро заканчивали с прополкой, а потом вместе шли в домик дяди Вовы – его приобрели от казны увечному ветерану – и дядя Вова учил Женьку стрелять.
Дядя Вова вырезал из картона несколько силуэтов и в большом сарае – устроил тир. Сначала Женька должен был просто поражать расставленные силуэты из обычной воздушки, потом – силуэты начинали двигаться. Потом – надо было стрелять в открытую дверь сарая, из солнца в темноту.
Потом – для тренировок приспособили подходящий овраг. Женька должен был подкрасться к дяде Вове как можно ближе до наступления темноты, чтобы он не заметил. Как только дядя Вова видел его – кидал камешек. Камешек небольшой – но попадало все равно больно.
Во время первых учебных стрельб в учебном лагере морской пехоты под Феодосией, немолодой унтер, сняв мишень и посмотрев на нее через пенсне, спросил коротко – кто тренировал? Женька сказал. Унтер сказал, что дальше можно не стрелять.
На следующий день он сдал фельдфебелю постель, шкафчик и отправился в Балаклаву. Там квартировал полк, в который его направляли. Почти сразу его зачислили в отдельную роту разведки, на должность снайпера-разведчика. Ему почти ничему не надо было учиться – все, что он должен был знать, он уже знал…
С берега стреляют. Это уже видно по то и дело вспарывающим водную гладь белым фонтанчикам – попадания от пуль. Стреляют бестолково – но чем ближе к берегу, тем гуще будет огонь, тем больше вероятность попадания…
– Нава-а-лись! На пулемете, короткими, по выявленным целям – огонь!
Главное – не думать. Ни о чем не думать. Вообще. Думать только о том, что будет, когда ты окопаешься на берегу…
За спиной – открывают огонь средним калибром прикрывающие высадку крейсера. Средний калибр – это на флоте, для пехоты сто семь миллиметров – это калибр танка или самоходки. Попадет – не обрадуешься. Крейсера дают жару, командиры – не пожалели боезапаса и на зенитках, несмотря на то, что где-то неподалеку англичане. Спаренные и счетверенные Эрликоны – расцвечивают небо над головой паутиной алых трасс. Снаряды проносятся с фырчанием и ложатся в цель, огонь по ним стихает. В их лодке – слава Богу, потерь нет, в других… дай Бог, чтобы не было…
Бьют и в ответ. Средний калибр… снаряды проносятся со странным фырчанием… но низко сидящие в воде лодки им не достать…
Надо бы оглянуться, посмотреть, как вышла вторая волна – они будут уже на плавающих бронемашинах и легких танках. Но суеверная примета – гласит, что тот, кто обернется, обратится в камень. Потому – лучше не надо…
– Нава-лись! Давай, салаги, давай! Близко берег! – орет фельдфебель, подбадривая их.
Нашел салаг…
Коротко постукивает пулемет. Аслан, их пулеметчик, оскалившись по-волчьи, бьет короткими по вспышкам, это его почерк, который у пулеметчиков бывает так же, как и у снайперов. Три коротких, и тут же – еще три.
– Молодец! Молодец!
Крик перекрывает свист мины, столб разрыва – встает совсем рядом…
Он пришел в себя от того, что кто-то толкал его под бок. Толкал – надо сказать больно…
– Э… э… – доносило эхо…
Голова болела, и думать ни о чем не хотелось. Что-то тянуло на дно…
– Ай… ай… ай…
Солнце светило просто беспощадно. Оно не светило – оно обжигало.
– Ай… ай… ай…
Глаза не открывались, почему то болели.
Он приказал себе открыть глаза – и они открылись. Просто – их слепило коркой из морской соли и крови…