И тяжкие «крепостные» ворота, и мшистый каменный двор, и чёрный овин, несмотря на свою внешнюю чуждость, оказались всего лишь привратниками на пороге иной реальности. Переступив избитый ногами порог старого дома, пройдя тёмные сени, загромождённые садовым инвентарём, ветхими плащами и обувью, я оказался в мире удивительных вещей и запахов. Ничего из привычных моему обонянию ароматов не было здесь и в помине. Всё иное, всё незнакомое и какое-то пугающе самобытное. А что за архитектура? Что за странная неравномерность размеров и форм, где каждый угол на особицу, каждая половица со своим неповторимым скрипом? Музей? Кунсткамера, где собраны ветхие химеры прошлого? Нет, это было что-то другое. Всё ещё живое, дышащее. Городское дитя, я оробел, впервые встретившись с домом предков. Медленно, будто погружённый в странную грёзу, ходил я по комнатам, едва прикасаясь к пыльным предметам, назначение которых мне было известно лишь отчасти. И они отвечали мне: может, бранились на чужака, а может, пытались подбодрить. Но, увы, я не знал их наречия. Ведь на выщербленных пыльных боках не было заводских пометок и оттиснутых ценников.
Дом имел форму буквы «Г». В районе крыльца располагались несколько подсобных помещений и большая темноватая кухня, посреди которой возвышалась железная колонна АГВ. Сейчас этот алтарь огня мирно спал, но когда нужно было принимать душ или мыть посуду, в глубине его с рёвом поднималась волна синего пламени. Направо от кухни располагалась продолговатая трапезная с длинным массивным столом, накрытым ослепительно-белой скатертью: на тонкой, полупрозрачной основе были вышиты небывалые цветы и райские птицы. Из столовой я попал в большую пустоватую комнату. Из мебели здесь имелись две старинные кровати с мощными металлическими спинками, тёмный от времени стул и небольшой комод. На стенах не было ни картин, ни фотографий. Сквозь открытые окна лился солнечный свет. А вот и горшки с геранью! Значит, за стеклом улица! Я подошёл поближе. Действительно. Вот кусты сирени у ворот, а вот грунтовая дорога — ещё дымится Яшина папироса.
— Спать будете здесь, в горнице. Светло, просторно, очень хорошо, — безапелляционно заявила тётя Клава. — Горница, столовая, кухня. В другие комнаты ходить не надо. Там не прибрано.
В большую комнату выходила ещё одна дверь. Она была плотно закрыта. И конечно же, я не утерпел, ведь ключ торчал в замке. За дверью клубилась темнота, из которой медленно, словно нехотя, выступали контуры предметов. Вот письменный стол, чернильница, стул с высокой спинкой. Поблёскивают стёклами огромные шкафы.
Когда я перешагнул порог, то почувствовал странное сопротивление. Словно кто-то незримый мягко, но настойчиво выталкивал меня из тёмной комнаты.
Рядом со столом располагался старинный секретер, на обитой зелёным сукном столешнице полукругом стояли забавные резные фигурки. Я подошёл, чтобы рассмотреть их поближе.
— Что ты здесь делаешь? — Я вздрогнул. На пороге, поджав губы и уперев руки в бока, стояла рассерженная тётя Клава. — Я же сказала не ходить в другие комнаты! Здесь пыльно, не прибрано, ещё, чего доброго, подхватишь какую-нибудь инфекцию.
— Но чья это комната?
— Это комната Вари, моей сестры. — Клавдия как будто смягчилась. — Она умерла три года назад. Раньше дом принадлежал ей. А теперь марш мыть руки и завтракать!
День прошёл незаметно. В небе над городом ещё горели отблески вечерней зари, а уединённый каменный двор перед домом уже заполнил густой зрелый сумрак. На фоне нежно-голубых вечерних небес тёмная громада овина казалась мрачным вестником грядущей ночи. Над коньком острой крыши игриво выгибался тонкий серебряный зубчик молодого месяца. Из тёмного сада потянул прохладный сквознячок, заставляя листву старой груши отозваться чуть слышным шуршащим вздохом.
— Ну что засмотрелся? — Жёлтый прямоугольник дверного проёма заслонила плотная фигура тёти Клавы. Обтекая её округлые бока, из кухни стремился на волю аромат свежей сдобы. — Заходи в дом и дверь на щеколду закрой. Я пирожков напекла. Сейчас сядем телевизор смотреть.
— Зачем закрывать? — Я удивлённо посмотрел на тётку. — Калитка на замке.
— Закрой, — упрямо повторила Клавдия и вдруг зябко поёжилась, — мало ли…
Я пожал плечами: надо так надо. Вошёл в дом и, ухватившись за край массивной двери, потянул его на себя, отгораживаясь от внешней темноты. Когда дверь со скрипом стала на место, я с удивлением отступил от неё. Обитая кожей панель от пола до потолка была покрыта разнообразными запорами от примитивных крючков и засовов до вполне современных задвижек и цепочек. Некоторые из них казались новыми, другие давно покрыла ржавчина. В замочных скважинах на разной высоте торчало не менее десятка ключей.