Царь Дарий был раздражен. Все шло не так, как он задумал. Правда, после того, как армия повернула на север, со снабжением стало гораздо легче. Кроме того, темник Фарнабаз, десятитысячный корпус которого шел вдоль берега Ахшайны, сообщал через гонцов, что у него все в порядке: немногочисленные варвары, попадавшиеся на пути, не оказывают сопротивления и беспрекословно предоставляют его воинам еду и корм для лошадей.
И все равно Дарий чувствовал какой-то подвох. Иногда ему казалось, что это не он ведет свои войска, а его ведут неведомо куда, как козла на веревочке. До сих пор не было никаких серьезных сражений; мелкие дневные стычки не в счет, а редкие ночные вылазки заморских саев не представляли большой опасности. Правда, воинам приходилось всегда быть настороже, потому что скифы, как называли заморских саев его военачальники-греки, могли появиться неожиданно, в любое время дня и ночи, и бесследно исчезнуть, словно их проглатывала земля.
Это обстоятельство вносило нервозность; персидское воинство забыло, когда их сон не омрачался переполохом, который устраивали варвары. А если учесть, что после каждого ночного налета всегда оставалось около сотни раненых и убитых, то и вовсе можно было понять тревогу, снедающую не только племена, которых Дарий позвал в поход, но даже его «бессмертных».
«Надо что-то делать! Надо!» — Дарий сжал кулаки до хруста. Немного поразмыслив, он решительно взял колокольчик и позвонил. Мелодичный звон царского «зазывалы» подействовал на юношей-вестовых, набранных из знатных семейств Экбатаны и Суз, как гром с ясного неба. До этого юнцы подремывали на солнышке в сидячем положении, опершись о царскую колесницу. Она всегда стояла возле шатра — запряженная не мулами, а жеребцами, и с возницей — воином в латах и с большим щитом.
Когда решался вопрос с походом на заморских саев, военачальники спорили, брать в состав войска боевые колесницы или нет. Перевесило мнение Мегабаза (который до этого посоветовался с греком Коесом); он доказал, что в дальнем походе по пересеченной местности колесницы будут только обузой. Варвары не знали плотного строя, против которого действовали колесницы, вламываясь во вражеские боевые порядки. К тому же они отменно стреляли из луков, поэтому столь эффективное оружие в сражениях с цивилизованными народами, как передвижная башенка на колесах, в боях с заморскими саями превратится в великолепную мишень.
Взяли с собой лишь несколько колесниц — для престижа. На них должны были передвигаться крупные военачальники перед построенной для боя армией. Конечно, колесницы могли произвести впечатление на варваров. Дарий усовершенствовал их, приказав прикрепить к ступицам колес большие серповидные ножи, а на дышло, выдающееся далеко вперед, установили несколько наконечников копий. Но боевая ценность колесниц во время похода в земли заморских саев была сомнительной.
Вестовые засуетились, и начали спорить, кто должен войти в шатер повелителя персов первым, ведь не было названо имени, но тут раздался голос царя:
— Зайти всем!
Когда юноши оказались в шатре, Дарий приказал собрать видных военачальников-персов и перечислил их поименно. А затем, немного поколебавшись, добавил к этому перечню и Коеса. Знатный эллин командовал небольшим отрядом, составленным из греческих механиков и строителей, который вступал в дело, когда требовалась техническая смекалка и специальные знания.
После того как совет собрался, Дарий безо всяких предисловий гневно спросил:
— Доколе?!
Все военачальники обескураженно молчали, потупив головы. Вопрос царя был понятен без разъяснений. Наконец заговорил Отан. Из-за своего строптивого характера Отан не пошел на плаху лишь по одной причине — он был один из «семи», которые подняли восстание против Гауматы. Его суждения всегда были резки и нелицеприятны, но Дарий знал, что Отан никогда его не подведет, и уж тем более — не изменит ему. Отан даже в мыслях не претендовал на престол (хотя мог бы), его редко можно было увидеть в царском дворце; он занимался или семейными делами, или воевал.
— Осталось всего пятнадцать дней пути, и нам придется возвращаться, — сказал Отан. — А мы даже близко не видели войско царя Иданфирса.
— Почему пятнадцать? — спросил в напряженной тишине Видарна, славный рубака, но с памятью ребенка на разные события, не касающиеся отряда, которым он командовал; наверное, память ему отшиб сильный удар булавой по голове, полученный им в одном из сражений.