Повелительница волн

– Замолчи уже наконец, – проговорила она. Потом повернулась к кузену, с силой провела пальцем по его щеке и сунула ему под нос испачканный губной помадой палец. – Расширяем горизонты, значит?

Махди, надо отдать ему должное, покраснел.

– Нила, – сказала Серафина тоненьким голоском. – Я должна идти.

Но Нила ее не услышала: она вновь напустилась на братца.

Пока брат с сестрой препирались, Махди подплыл к принцессе.

– Послушай, Серафина… – начал он сбивчиво.

– Извини, Махди, мне пора.

– Нет, подожди, прошу тебя. Прости, что так получилось. Мне правда очень жаль. Я представлял нашу встречу совершенно по-другому. Я знаю, как все это выглядит, но в действительности все совсем не так, как кажется.

Серафина горько улыбнулась.

– Полагаю, молодые русалы тоже не такие, какими кажутся сначала.

Махди вздрогнул.

– Серафина, ты не знаешь…

– Тебя, – оборвала его принцесса. – Я не знаю тебя, Махди. И не хочу знать.

– Серафина! – завопил Язид. – Помоги мне, дружище! Скажи этой Сью Нами, чтобы она дала мне передышку. Мы всего лишь немного потусовались в Корсаре, там играли «Мертвые навигаторы», моя любимая группа. Махди тоже ее обожает. Мы не могли не пойти, а иначе это была бы просто БЧУ!

– БЧУ? – эхом откликнулась Серафина.

– Боязнь что-то упустить, – пояснил Язид.

– Не плыви у него на поводу, Серафина, – предупредила Нила. – Мой братец нахватался дурацких терраходовских словечек, губан несчастный.

– Мы начали танцевать, ну и какие-то глупые девчонки узнали Махди, совсем слетели с катушек и извазюкали нас с хвоста до головы губной помадой. А потом какие-то баламуты сказали нам, что в Лазурии проходит ночная волна, поэтому мы поплыли обратно, – оправдывался Язид. – Вот и все. Клянусь!

– Ночная вечеринка на развалинах реджии? – переспросила Нила. – Ты что же, и впрямь думаешь, будто мы тебе поверим? Это же национальный памятник!

– Так вот мы где! А мы-то думали, что плывем в Коледжио! – воскликнул Язид и покосился на Махди. – Навигатор из тебя никакой.

Нила ясно видела, что Язид сочиняет на ходу, пытаясь отвлечь внимание от того, чем они в действительности занимались.

– Послушай, мне действительно пора, – сказала Серафина. Обычно она хорошо умела скрывать свои чувства, но сейчас даже она не могла притворяться.

– Подожди, Серафина. – Махди явно запаниковал. – Мне в самом деле жаль. Ты обижена, я знаю, но…

– О нет. Со мной все в порядке, Ваше Высочество, – возразила Серафина, смаргивая с глаз слезы.

Махди покачал головой.

– «Ваше Высочество»? Эй, Серафина, это же я.

– Да, так и есть. Кажется, Лючия была права, – тихо проговорила Серафина, качая головой. – Не волнуйтесь об этом, Махди. Со мной все прекрасно. Я бы обиделась… если бы мне было до вас хоть какое-то дело.

9

– Доброе утро, Ваше Высочество!

– Доброе утро, принцесса!

– Всего вам самого наилучшего в этот счастливый день, Ваша Милость!

Собравшиеся в Большом зале придворные кланялись и улыбались. Серафина благодарила их, милостиво принимая благие пожелания, а сама едва удерживалась от слез. У нее было разбито сердце. Она отдала его Махди, а тот его уничтожил. Принц оказался не тем, за кого себя выдавал, оказался бесчувственным и жестоким, и принцесса больше не желала его видеть.

Серафина быстро плыла в парадный зал своей матери, в котором та решала государственные дела: принцесса собиралась обо всем ей рассказать. Она знала: ее обручение – это вопрос политики, но, несомненно, в такой ситуации никто не станет принуждать юную русалку выйти замуж за прохвоста вроде Махди.

Когда Серафина добралась до парадного зала, охранники ее матери поклонились и распахнули перед принцессой двери. Три из четырех стен зала от пола до потолка были выложены мерцающим перламутром и украшены высокими мозаичными панелями: на них кусочками янтаря, кварца, лазурита и малахита были искусно выложены портреты королев Миромары. Под потолком висели двадцать массивных стеклянных люстр: каждая была восьми футов в диаметре и вмещала тысячи крошечных шариков с лавой. В дальнем конце зала, на аметистовом помосте, высился золотой трон, имевший форму морского веера. Стену за троном покрывало дорогостоящее зеркальное стекло.

Зал пустовал, а это означало, что Изабелла, скорее всего, работает у себя в приемной. Это обрадовало Серафину: возможно, ей удастся хотя бы пять минут поговорить с матерью наедине.

Размерами приемная значительно уступала парадному залу. Все строго и практично: массивный рабочий стол, несколько стульев и полки, заставленные каури со всевозможной информацией: от прошений до протоколов Парламента. В этот кабинет допускались только члены семьи Изабеллы и ее ближайшие советники. Подплыв к двери, Серафина заметила, что створка слегка приоткрыта, и уже хотела было потянуть ее на себя, как вдруг услышала голоса.