– Это спорный вопрос, – парировала сестра. – Пока фойеркумпели плавили руду, чтобы создать это существо, Нерия принесла умирающую Мерроу к их плавильной печи. Когда расплавленный металл был готов, богиня сделала на ладони Мерроу надрез и подержала ее руку над чаном. Таким образом, в венах создаваемого существа будет течь кровь Мерроу, и существо отличит эту кровь от крови обманщиков. Нерия подождала, пока медную форму ковали и остужали, а потом сама вдохнула в Алитею жизнь.
– Ух ты, – ахнул Язид.
– Вот именно, – согласилась Нила и посмотрела на Махди. С лица принца исчезли все краски, он выглядел больным.
Язид тоже это заметил и наклонился к другу.
– Махди, старый ты кальмар! Говорил же я тебе вчера: «Не ешь песчаных червей!» Они были слишком острые. Тошнит? Дать тебе мой тюрбан?
– Я в порядке, – процедил Махди.
«Выглядит он преотвратно», – подумала Нила. Принц впился взглядом в Серафину, пальцы сжимают эфес висящей на поясе сабли. Он напрягся, как натянутая тетива лука, словно в любую минуту готов был сорваться с места.
Внезапно амфитеатр содрогнулся от рева – высокого, тонкого, металлического. Казалось, будто корпус корабля разбивается об острые скалы. Из норы высунулась и тяжело опустилась на каменный пол напоминющая изогнутую арку лапа с острым, как кинжал, когтем на конце. За ней последовала еще одна лапа, потом еще, и наконец показалась голова. Существо зашипело, обнажив загнутые клыки длиной по футу каждый. Толпа издала единое «ах», наполовину от благоговения, наполовину от ужаса, а тем временем паучиха выползла из норы.
– Не. Может. Этого. Быть, – пролепетал Язид. – Махди, ты это видишь? Потому что если нет, я вроде как окончательно спятил.
– Серафина, нет, – выдавил Махди.
Язид покачал головой.
– Не могу поверить, что эта тварь, Ала… Ало…
– Алитея, – подсказала Нила. – Греческое слово
– «Большой, уродливый, похожий на жуткого губана морской паук», – предположил Язид.
– …«правда», – закончила Нила.
Существо приподнялось на задние лапы, шевеля перед собой передними, так что особенно отчетливо стали видны острые когти. С клыков упала капля янтарно-желтого яда. Десять черных глаз оглядели амфитеатр и остановились на жертве.
– Обманщ-щ-щица, – зашипела паучиха, обращаясь к Серафине.
11
«Но как?» – подумала в отчаянии Серафина. Как она могла сотворить такое? Как могла обречь всех тех, кто пришел после нее, на такой ужас?
Серафина смотрела снизу вверх на почерневшую от времени бронзовую тушу, уверенная, что вот-вот грохнется в обморок.
– Ты меня боиш-ш-шься! И правильно делаеш-ш-шь. Я выпью твою кровь, обманщ-щ-щица, я сожру твои кос-с-сти.
Серафина подавила рвущийся из груди крик. В голове у нее звучал голос Тавии, рассказывающей историю об одной коварной графине, жившей много сотен лет назад. Та графиня похитила настоящую принцессу сразу после ее рождения и подменила собственной новорожденной дочерью. Сама юная русалка, королева, да и все в Миромаре думали, что она настоящая принцесса – все, кроме Алитеи. Паучиха вонзила клыки в шею русалочки и уволокла обманщицу в свою берлогу. Тело несчастной так и не нашли.
– Никогда не знаешь, кто мы есть, дитятко, покуда нас не проверят, – говорила тогда Тавия.
«А вдруг я не та, кто я есть?» – мелькнула у Серафины ужасная мысль. Она представила, как Алитея вонзает клыки в ее, Серафины, шею, а потом утаскивает полумертвую жертву в свое логово.
Паучиха легко и быстро ползла по камням. Теперь она находилась в нескольких ярдах от принцессы.
– Не нас-с-следница ты… Обманщ-щ-щица ты… С-с-смерть вс-с-сем притворщ-щ-щикам…
Она двигалась кругами, подбираясь все ближе, затем наклонила голову, и ее клыки оказались всего в паре дюймов от лица Серафины. На камни упала еще одна капля яда.
– Кто ты, обманщ-щ-щица?
Серафина почувствовала, как ее храбрость тает. Она отшатнулась от безобразной твари, отвернулась, чтобы не видеть ужасной морды. И сразу увидела собравшихся в амфитеатре русалок – тысячи и тысячи их неотрывно смотрели на нее. Она их принцесса, единственное дитя своей матери. Если она подведет свой народ, если уплывет прочь, как последняя трусиха, кто встанет во главе государства, когда время ее матери закончится? Кто еще будет защищать подданных с такой же самоотверженностью, как Изабелла?
Внезапно принцесса поняла, что знает ответ на вопрос жуткой твари, и это знание наполнило ее отвагой и силой. Серафина смело взглянула на паучиху.
– Я – это они, Алитея, – произнесла она. – Я – это мой народ. Вот кто я.
Она подняла кривую саблю, которую дал ей мехтербаши, и полоснула лезвием по ладони. Из раны потекла кровь. Серафина подняла кровоточащую руку ладонью вверх, и паучиха подползла поближе.
– Я – Серафина, дочь Изабеллы, принцесса крови. Объяви об этом всем!
Алитея зашипела, протянула поросшие щетиной щупальца к ране, попробовала кровь Серафины и сразу же встала на дыбы, визжа от ярости, отшатнулась от принцессы и со всего размаху опустила передние лапы на пол, так что треснули камни.