Поверь. Я люблю тебя

Я – и мать, и дочь… Или, может быть, мне следовало сказать то же самое в обратном порядке. Истинное примирение требует выслушивания и понимания обеих точек зрения, – и родительской, и ребенка. Тут ведь нет «преступления». Есть обиды, недостаток понимания, ошибки, игнорирование, страдание. Все матери и отцы, которых мне только приходилось встречать, сознательно желали сделать своего ребенка счастливым. Даже если им это не удавалось. Были такие, кто сознавал, что обходится с детьми плохо, и они хотели поговорить с психотерапевтом, чтобы суметь обуздать порывы к насилию и разрушительные импульсы, овладевавшие ими. Ни отцы, ни матери отнюдь не хотели по доброй воле быть ни скверными, ни злобными. И вот они, конечно, приходили ко мне на прием… Я не верю в какую-то изначальную доброту людей. Как не верю и в их природную озлобленность, изначальные склонности к насилию и жестокости, которые так необходимо победить посредством воспитания. Я вижу мощные психические механизмы, управляющие человеческим поведением, тогда как сознание их не распознает.

Радости и тревоги, чувство вины и гордость, восхищение тем, что произвели на свет живое существо, и страх оказаться не на высоте, – чувства родителей сложны и зачастую амбивалентны. Отношения еще усложняются усталостью, психической неустойчивостью и непониманием психологических процессов.

1. Груз прошлого

И для родителей все так же непросто, как и для нас. С момента зачатия они тоже вытеснили немало эмоций, что не могло не отразиться на нынешнем характере отношений. Проекции, невысказанные приступы гнева – отношения всегда подсвечены прошлым.

Есть родители, которых возбуждают разрушительные импульсы в отношении собственных детей. Они требуют власти над ними и способны бросаться ужасными фразами типа: «Я тебя изничтожу», «Ты всего лишь слизняк», «Ты уже не мой ребенок!», «По мне, так лучше бы тебе умереть, чем меня не слушаться!», «Ты шлюха», «Ты никогда не выйдешь замуж», «Ты кончишь под забором», «Надо было мне сделать аборт». Я не выдумала эти фразы. Родители действительно говорили такое своим отпрыскам. Эта ненависть ограничивается определенным возрастом в жизни ребенка, вызывается к жизни конфронтацией в отдельных ситуациях. И нередко уравновешивается, а подчас даже и компенсируется минутами нежности, неподдельной заботы, даже любви. В иных случаях она заполняет собой все отношения. Ребенку не приходится ждать от родителя никакой поддержки. Но эта ненависть не имеет к нему отношения. Тот взрослый, от которого ребенок зависит, заперт в клетке эмоций, тянущихся с его собственного детства; он попросту бессилен перед механизмами проекции приступов собственной ярости.

Другие родители абсолютно нечувствительны и совершенно не осознают, каково при этом их ребенку. Когда они сами были малышами, их чувство боли притупилось. Игнорирование чувств дочери или сына позволяет им поддерживать завесу над их собственным прошлым. И вот они более или менее сознательно повторяют то же, что заставило в детстве страдать их самих. Они способны наказывать, оскорблять, унижать, бить, прибегать к насилию, не осознавая наносимой ими раны. Потому что сами они были наказаны, унижены, оскорблены, побиты, изнасилованы, не имея права ни осознать собственную обиду, ни пожаловаться или загладить ее.