Поверитель мер и весов

Что в такую рань могло привести чьи-то сани к его дому? Он открыл ставни. В санях сидели жандарм Пиотрак и поверитель стандартов Айбеншюц. У Каптурака не было времени на то, чтобы убрать лестницу. Подумав минуту, он решил, что будет лучше тотчас выбежать и радостно встретить этих страшных гостей. Одним словом, он выскочил из дому и прямо с порога воскликнул:

— Какая неожиданность! Какой сюрприз!

Оба гостя вылезли из саней.

— Мы к вам ненадолго! — сказал Айбеншюц. — Дело в том, что еще слишком рано, и Литвак пока что закрыт. Если позволите, всего на четверть часа. Этого достаточно, чтобы выпить шнапса и немного чая. Чай и шнапс у вас найдутся, не так ли?

У Каптурака больше не было сомнений, они приехали, потому что подозревают, что он кого-то у себя прячет или, по меньшей мере, прячет что-то вызывающее подозрение.

— Сейчас принесу шнапс, — сказал он и, выйдя из дому, очень проворно вскарабкался по лестнице и крикнул в чердачное окошко: — Они здесь!

Вниз он не спустился, а слетел, хватаясь руками за рейки лестницы, затем помчался в кухню за шнапсом и снова в радушном настроении вошел в комнату с бутылкой и тремя стаканами.

— У вас есть подвал? — спросил Пиотрак.

— Да. Но шнапс не из подвала. Там слишком холодно, — ответил Каптурак.

— А откуда же вы его тогда принесли? — спросил Пиотрак.

— С чердака, — улыбаясь, сказал Каптурак.

Его улыбка выглядела так, словно, сострив, он в то же время извиняется за свою шутку.

Рыжеволосый жандарм и правда принял это за шутку и рассмеялся, а Каптурак, хлопнув себя по бедрам, поклонился и не из тщеславия, а из преданности засмеялся вместе с ним.

Выпив по стакану, поверитель стандартов и жандарм встали.

— Спасибо за угощение, — в унисон сказали они.

Каптурак проводил их. Гости сели в сани, и он видел, как они покатили в сторону Позлот.

Как только сани исчезли из виду, Каптурак перенес лестницу в дом. У него были дурные предчувствия, и он решил, что Ядловкеру пришло время уходить отсюда. Ловко поднявшись наверх, он открыл дверную створку, вошел и увидел Ядловкера, беспокойно ходившего туда-сюда между свисающими веревками со спящими летучими мышами.

— Сядь, — сказал Каптурак, — надо поговорить!

— Значит, я должен убираться, — начал Ядловкер, понявший о чем пойдет речь, — но куда?

— Это мы и должны обсудить, — ответил Каптурак, — сдается мне, что тебя больше не считают умершим. Отсюда и этот неожиданный визит. Мне жаль, но тебе надо уйти. Ты должен признаться, что, несмотря на то, что я твой кредитор, я обращался с тобой как с собственным ребенком. Я не взял с тебя ни одного пфеннига!

— Куда же мне теперь податься? — спросил сидевший в кожухе на стуле замерзший Ядловкер.

Сквозь маленькое, круглое чердачное окошко, напоминающее корабельный иллюминатор, как серый волк, как разъяренный, голодный серый волк, пробиралась стужа. Было темно, хотя на улице светило солнце. Но неумолимые небеса посылали на этот чердак лишь скудный, льдистый свет. И в этих холодящих сумерках оба они казались смертельно бледными.

— Куда? — заговорил Каптурак. — Куда? Всем, кого я освободил, я дал бежать куда они хотели. Наверное, это была ошибка. Надо было их всех вместе держать при себе. Но что делать с тобой, я не знаю. Думаю, лучше всего, если ты вернешься домой, в Швабы. Кто может тебя там узнать? Ойфемия тебя не выдаст, а дурак Самешкин не узнает. Но еще остается Айбеншюц! Да, Айбеншюц!

— Что же с ним делать? — встав, спросил Ядловкер.

Он не мог сидеть, когда дело касалось Айбеншюца.

Каптурак, который все время неподвижно стоял, начал ходить, и могло показаться, что таким образом он хочет согреться, но в действительности ему не было холодно, ему от постоянно копошащихся мыслей было прямо-таки жарко. В нем давно уже жила мысль, что на этом свете было бы лучше, если бы не было поверителя стандартов Айбеншюца.

— Айбеншюца не должно быть! — остановившись, сказал он.

— Но как? — спросил Ядловкер.

— Головка сахара! Ничего другого не остается, — сказал Каптурак, постоял и добавил: — Мы едем сегодня вечером, я зайду за тобой!

Прежде чем покинуть чердак, Каптурак сделал обеими руками движение, будто сверху вниз бьет кого-то головкой сахара. Лейбуш Ядловкер только утвердительно кивнул.

39

Вечером Каптурак с Ядловкером сели в сани и поехали в Швабы. Ядловкер, дабы его не узнали, закутался в овечью шубу с высоко поднятым воротником.

Было уже поздно и темно, когда они через открытые ворота въехали во двор приграничного трактира. Ядловкер постучался в покрашенные красной краской задние двери, выходившие на проселочную дорогу, а Каптурак прямиком пошел в трактир.

Был четверг, и этой ночью гостей было немного. Прошло какое-то время, прежде чем Онуфрий услышал стук и открыл заднюю дверь.

— Это я, — сказал Ядловкер, — скорее впусти. Жандарм здесь?

— Входи, хозяин, — сказал Онуфрий, не знавший, что Ядловкер считался умершим. — Ты что, сбежал из тюрьмы?

— Да, шевелись побыстрее! — скомандовал Ядловкер и, когда они оказались под лампой, спросил: — Меня смогут узнать?

— Только по голосу, хозяин, — ответил Онуфрий.

— Где сейчас Ойфемия?