Повернуть время вспять

– Не знаю, я никогда об этом не задумывалась, – она посмотрела Уинтер в глаза. – А ты?

– Я вполне довольна тем, как все складывается сейчас, – сказала Уинтер с улыбкой. Внезапно она осознала, как точно эти слова отражали ее состояние: она стояла на кухне у Пирс и чувствовала запах горячего шоколада, и это ее полностью устраивало.

Глава 14

– О Боже, – пробормотала Уинтер, вытянув ноги в сторону камина, – если я задержусь здесь еще на минуту, то не смогу встать и вернуться домой.

Пирс лениво повернула голову. Она держала тяжелую белую кружку на коленке, но совсем забыла про горячий шоколад, пока они обсуждали учебу в медицинской школе и ординатуру в Йеле, делясь впечатлениями и опытом, которые во многом были схожи. Они больше не упоминали про Дейва, хотя Уинтер свободно и часто говорила про Ронни. Пирс обнаружила, что про мужа можно забыть, если не думать про него слишком много. Порой ей удавалось забыть даже о том, что Уинтер, скорее всего, скоро снова выйдет замуж: она была красивой, яркой и живой девушкой, а такие не остаются долго одни. Но об этом Пирс размышляла в одиночестве долгими ночами, когда смотрела в камин и видела там лишь тлеющие угли, а не обещание света и тепла. Сегодня Уинтер была рядом, и это казалось таким правильным.

– Я провожу тебя домой.

– Мы так и будем провожать друг друга? – Уинтер допила остатки шоколада. – Ну уж нет. Мы уже решили, что тебе пока нельзя разгуливать в одиночку.

– Со мной уже все в порядке. Валиум выветрился, и руке гораздо лучше, – Пирс подержала руку на весу.

– Что ты будешь делать, если завтра тебе придется оперировать?

Уинтер поджала под себя ноги и изучающе посмотрела на Пирс, которая сидела рядом с ней на диване, опершись головой на спинку и расставив ноги. Было видно, что это удобная и привычная для нее поза. Пирс не сознавала, до чего она прекрасна.

– Завтра я запасной дежурный. Надеюсь, все будет тихо. В противном случае я как-нибудь натяну перчатку и буду действовать здоровой рукой. Мне лишь понадобится помощь, когда я буду мыть руки.

– Пирс, – сказала встревоженная Уинтер, – тебе нельзя мыть щеткой эти ссадины, ты все раздерешь в кровь.

– Я просто продезинфицирую руку, – Пирс ухмыльнулась в ответ на стон Уинтер. – Ладно, согласна, будет сильно щипать, зато я ничего не раздеру щеткой. Я как-нибудь это переживу. К тому же, скорее всего, завтра меня ждет лишь несколько звонков, может, и в операционную заходить не придется. А как насчет тебя, какие у тебя планы?

– Ты знаешь, что тебе прекрасно удается менять тему?

Пирс нахмурилась в недоумении.

– Что ты имеешь в виду?

Уинтер наклонилась к Пирс и положила кончики пальцев ей на колено. Для выразительности она слегка постукивала пальцами:

– Всякий раз, когда мы касаемся малейших трудных моментов, связанных с тобой, ты меняешь тему. Если мы делимся секретами, ты ухитряешься выудить из меня все. В итоге ты знаешь обо мне больше, чем моя мать, а я не знаю о тебе ничего.

– Хорошо, спроси у меня что-нибудь, – сказала Пирс с ноткой вызова в голосе.

– Так не пойдет, – раздраженно сказала Уинтер. – Тут дело не в двадцати анкетных вопросах, а в том… в том… – она запнулась, сама не понимая до конца, в чем же здесь дело. Ее никогда не волновало, если кто-то из ее друзей не слишком охотно делился с ней подробностями своей личной жизни. Уинтер не очень-то хотелось знать эти детали: что делало этих людей счастливыми, что их печалило, о чем они мечтали. Она никак не могла понять, почему ей неприятно, что Пирс неохотно делится с ней этой информацией. – Ладно, проехали.

– Ты тоже кое-что обо мне знаешь, – тихо заметила Пирс, – то, чего не знают другие.

– Правда? И что же это?

Пирс стала постукивать пальцами по тыльной стороне руки Уинтер, которая теперь лежала у нее на бедре.

– Ты знаешь о моей тайной комнате, о моей любви к горячему шоколаду. Ты знаешь… – Пирс мучительно пыталась сформулировать что-то еще, глядя в пытливые глаза Уинтер и понимая, что на самом деле она уже рассказала отрывками всю свою историю: за ужином в первый день ординатуры Уинтер, в заброшенной комнате отдыха, в операционной, когда они обменивались шутками и подкалывали друг друга, и, наконец, сегодня вечером, когда они, перескакивая с одного на другое, делились воспоминаниями о юности, проникнутой мыслью о том, что они станут врачами. – Ты знаешь о том, что я всем хороша для своих родителей… кроме того, что я не сын.

Губы Уинтер приоткрылись от удивления.

– Ты серьезно?

– Ты же видела, как он со мной держится. Я единственный наследник.

Пирс пыталась облечь в слова то, о чем никогда не хотела думать до конца. С того самого момента, когда отец впервые взял ее на обход в больницу, она уже понимала, что это место – здания, люди, этот мир – станет ее судьбой. Она будет такой, как захочет ее отец, потому что именно для этой цели она была рождена.

– Я его наследие. Он видит во мне лишь это.

– Но сама-то ты хочешь жить такой жизнью?