Поверженный ангел(Исторический роман)

Слушая рассказы графа Аверардо, Ринальдо не переставал размышлять об удивительных событиях, происшедших за время его болезни, и о тех переменах, которые они внесут в его жизнь. Под конец и эти бесплодные мысли, и речь немца, после каждого стакана становившаяся все более невнятной, так утомили юношу, еще не окрепшего после болезни, что веки у него сами собой сомкнулись, и он уснул крепким сном выздоравливающего человека.

Его разбудил шепот и сдавленный смех. Он открыл глаза и сперва ничего не увидел, кроме отблеска свечи, заслоненной чьей-то спиной, однако немного погодя, окончательно проснувшись и привыкнув к полумраку, царившему в комнате, он разглядел в дальнем углу три женские фигуры. Спиной к нему, низко склонив голову и перетирая что-то в ступке, сидела Эрмеллина. За ней, у скамьи, освещенной свечой, стояла Мария, как показалось Ринальдо, очень похорошевшая, в богатом розовом платье. Третьей была Катарина. Присев на корточки, она колдовала над платьем Марии и оживленным шепотом рассказывала о чем-то, как видно, очень забавном. Но вот она выпрямилась, отступила на шаг, чтобы оценить свою работу, потом обняла Марию и звонко поцеловала ее в щеку.

— Красавица ты моя! — тихо воскликнула она. — Так я за тебя рада, так счастлива, сказать не могу!

Ринальдо стало не по себе. «Бог знает что! — подумал он. — Они же воображают, что я сплю».

Он попробовал приподняться и с радостным удивлением отметил, что это ему нисколько не трудно. Он не чувствовал ни слабости, ни боли. Он был здоров! Откинув одеяло, он сел и стал машинально шарить босыми ногами по полу, пытаясь нащупать туфли.

Эрмеллина первая услышала возню у себя за спиной. Она оглянулась, быстро поставила на стол ступку и не перешла, а как бы перепорхнула со своего стула к постели Ринальдо.

— Что ты, бог с тобой! Ложись скорей, тебе нельзя! — прошептала она, стараясь уложить юношу обратно под одеяло.

— Еще как можно! — смеясь, возразил Ринальдо. — Я совсем здоров. Право…

Он взял девушку за руки, легко притянул к себе и чуть не вскрикнул, пораженный. Как она переменилась! Худенькое личико ее заострилось, стало совсем прозрачным, даже каким-то голубым, глубоко запавшие глаза обвела густая синева, отчего они выглядели неестественно огромными и зияли на бескровном лице, как бездонные провалы. И руки ее, когда-то смуглые от солнца и твердые от работы, тоже стали прозрачными и голубыми, тонкими, как плеточки, слабыми и беззащитными.

— Что с тобой? — спросила Эрмеллина, удивленная его неподвижностью.

— Боже мой, Лина!.. — прошептал он.

Жалость, признательность, нежность и еще какое-то щемящее чувство жарко всколыхнулось у него в груди. Сам не зная, как это у него получилось, он притянул девушку еще ближе и поцеловал в холодную щеку.

На мгновение Эрмеллина замерла, прикрыв веки, разомкнув губы, будто к чему-то прислушиваясь, потом вдруг отшатнулась и с неожиданной силой вырвала руки.

— С ума сошел!.. — прошептала она.

Сколько раз душными ночами, прислушиваясь к неровному дыханию Ринальдо, она с замиранием сердца мечтала об этой минуте! И вот она наступила, но все вышло совсем не так, как ей хотелось. Главное, они были не одни. «Господи, как все нескладно! — подумала Эрмеллина и почему-то ни с того ни с сего рассердилась на Ринальдо. — Ну хорошо же!» — пробормотала она про себя и громко позвала:

— Катарина! Мария! Помогите. Никакого сладу с ним нет!

— Подумать только, не успел воскреснуть и уже буянит! — весело проговорила Катарина, вместе с Марией подходя к постели Ринальдо. — Знаешь что, синьор раненый, — продолжала она, грозя ему пальцем, — если ты станешь перечить своей сиделке, мы позовем Тамбо и мессера Панцано, и они привяжут тебя к кровати веревками.

Ринальдо хотел крикнуть, что они, верно, совсем ослепли, если не замечают, как извелась девушка, что в постель следует уложить не его, уже совсем выздоровевшего, а его сиделку, которая стала словно тень, но, взглянув на Эрмеллину и поняв ее смущение, решил поддержать шутливый тон и помочь девушке выйти из неловкости.

— Как бы не так! — воскликнул он. — Если только они посмеют напасть на меня, я буду сражаться за свою свободу до последнего любым оружием, которое окажется у меня под рукой, хоть этим! — Он поднял подушку. — Но вы никого не позовете, — продолжал Ринальдо. — Может быть, даже сами поможете мне поскорее выбраться из этой комнаты.

— Почему бы это? — с шутливой насмешкой спросила Мария.

— Потому что ни ты, сестра, ни твои подруги не захотят, чтобы я пропустил торжество, на котором просто не могу не быть, ибо это было бы против всяких правил, — серьезно ответил Ринальдо.

В первый раз в жизни он назвал Марию сестрой. До сих пор он никогда почти не вспоминал о связывавших их родственных узах. Мария была для него просто Марией, симпатичной, умной девушкой, жившей в доме у дяди. Теперь же, едва он произнес это ласковое, доброе слово, все словно осветилось новым светом, стало другим, и сами они будто переменились, по-иному взглянули друг на друга.

Услышав ответ юноши, Мария вспыхнула и опустила ресницы.