Поверженный ангел(Исторический роман)

— Кто ж его знает? — проговорил он. — Может, с нищими у святой Урсулы. Коли так, его не выследить. Там у них вроде братства, один другого не выдаст…

Как раз в этот-то момент слуга и ввел в комнату Сальвестро Медичи. Поглощенный своими мыслями, синьор Алессандро не сразу понял, чего хочет от него почтенный глава партии Восьми.

— Посвящать в рыцари? — пробормотал он. — Кого посвящать? Какое мне до этого дело?

Пока Медичи с невозмутимым видом принялся снова объяснять сложившееся положение, лицо синьора Алессандро все больше багровело и наливалось гневом.

— Вот, значит, как! — почти шепотом процедил он, когда Сальвестро замолчал. — Мало им, значит, того, что они разорили отца, оставили его на старости лет без крова над головой? Они и из меня шута решили сделать, чтобы я перед всеми… на потеху всей этой черни… — Он задохнулся и некоторое время не мог произнести ни слова. — И вы, — с гневом взглянув на Сальвестро, продолжал он, — вы взялись передать мне их предложение?

Сальвестро грустно покачал головой.

— Это не предложение, — сказал он, — это приказ. Если вы не придете на площадь, вам придется разделить судьбу вашего отца. Они сожгут ваш дом и выгонят вас на улицу.

— Пусть! — крикнул синьор Алессандро. — Пусть я останусь нищ и наг, пусть вместе с побирушками буду валяться на мостовой, но никогда не унижусь перед этой сволочью!

Потратив добрые полчаса на бесплодные уговоры, исчерпав все доводы, какие только мог изобрести, Сальвестро наконец махнул рукой и отступился.

— Прощайте, синьор Алессандро, — сказал он, направляясь к дверям. — Уповаю, что, поостыв, вы все же послушаетесь голоса благоразумия и не допустите, чтобы вас притащили на площадь силой. — Потом, впервые взглянув на оборванца, молча стоявшего в сторонке, резко спросил: — Надеюсь, ты не забыл, чем обязан синьору Алессандро?

Микеле кивнул головой.

— В таком случае запомни, — продолжал Сальвестро, — завтра ты можешь понадобиться. Постарайся, чтобы тебя не пришлось разыскивать. Будь у моего дома.

На площади между тем царило то торжественно-приподнятое настроение, какое охватывает души людей, соединенных одним порывом в минуты знаменательных и важных событий. Тысячи оборванных, перемазанных сажей, голодных людей с наивной гордостью и восторгом наблюдали, как граф Аверардо в блестящем рыцарском шлеме без забрала посвящает в рыцарское достоинство их товарищей, таких же грязных, оборванных и голодных, как и они сами. К тому времени, как Сальвестро добрался до площади, уже были объявлены рыцарями народа и Сын Толстяка, и булочник Бери дель Порчелло, и мессер Панцано, и Гвидо Бандьера, чесальщик шерсти из мастерской Альбицци, и сам Гонфалоньер справедливости Луиджи Гвиччардини, который, умирая от страха, суетливо, с жалкой улыбкой благодарил чомпи за великую честь. Появление Сальвестро Медичи площадь встретила восторженным воем. «Да здравствует Сальвестро Медичи! Да здравствует защитник тощего народа! Слава другу чомпи!» — неслось со всех сторон.

Трое рыцарей, которых чомпи насильно привели на площадь, облачили Сальвестро в рыцарские доспехи и подвели к графу Аверардо, который вместе с панцирником Симончино ди Бьяджо стоял у ворот Дворца приоров. Граф велел Сальвестро опуститься на колено, слегка ударил его мечом по плечу и торжественно проговорил:

— Именем нарота Флоренции опьяфляю тепя рыцарем нарота! Фстань! Поклянись, что путешь ферен нароту!

— Клянусь! — сказал Сальвестро.

— Огонь и кровь! Огонь и кровь! — потрясая копьем и страшно вращая глазами, воскликнул Симончино ди Бьяджо.

Пока длилась эта церемония, вожаки чомпи, собравшись в кружок, принялись наскоро совещаться, что делать дальше. Мессер Панцано, как самый сведущий в ратном деле, предложил разделить чомпи на два отряда. Первый — шесть-семь тысяч человек — со знаменем гонфалоньера справедливости отвести на ночь в Беллетри, остальных — в Камальдоли.

— Где же в Беллетри? — спросил Лоренцо.

— Во дворце Стефано, лучше не придумаешь, — ответил мессер Панцано. — И на холме, так что, если приоры додумаются собрать отряд, легче будет отбиться, и среди своих.

Предложение рыцаря показалось всем очень дельным и без лишних слов было принято.

— А теперь, друзья мои, я ухожу, — проговорил мессер Панцано, с трудом удерживаясь от счастливой улыбки. — Нас с Марией ждет священник.

Глава шестая о том, как Сальвестро Медичи дожидался, когда полоска света доберется до ножки стола