Поверженный Король

Два года назад Разрывина перевели из Владимирского централа в следственный изолятор номер один города Казани. Хирург столкнулся с Абрамовым, когда его вели с прогулки в камеру. Он был приятно удивлен, что, несмотря, на прошедшие двадцать лет, первым его признал Абрамов, а не он его. Через час Хирург сидел в кабинете главного «кума» и пил крепкий чифирь, который заварил для него Абрамов. Они разговаривали довольно долго, вспоминая детство. Хирурга интересовало буквально все, а особенно, то, что стало с их общими знакомыми. Он, радовался словно малое дитя, узнавая о том, кем стали его знакомые, печалился, когда узнавал об их смерти.

– Слушай, Виктор! Я полжизни сейчас бы отдал, чтобы хоть еще раз увидеть наш старый двор, эти сараи и свою голубятню. Я тебя очень прошу, свози меня туда?

Абрамов посмотрел на него.

– Гера! Я готов тебе показать наш старый двор, но при одном условии. Ты должен будешь помочь мне в одном не простом для меня деле. Что думаешь?

– Ты предлагаешь мне стать сукой? «Стучать» на своих товарищей, честных воров? – произнес он и вскочил со стула.

– Ты что, Гера? Я тебя не призываю «стучать», а тем более сдавать своих друзей. Ты мне нужен, как консультант. Завтра, в Казань привезут одного крутого мужика из Елабуги. Он крупный бизнесмен и лидер местной преступной группировки. Его бойцы на днях застрелили несколько сотрудников милиции. Мне, необходимо его сломать, но сломать не физически, как ты, наверное, уже догадался, а морально. Я хочу, чтобы этот человек, сам покаялся в организации этой группировки и сознался в организации целого ряда убийств. Сам он, чист, он не стрелял и не убивал. Однако, именно, по его команде люди убивали ни в чем неповинных людей.

Хирург сидел и молчал. К нему еще ни разу в жизни никто не обращался с подобной просьбой. Он боялся только одного – «ссучится».

– Гера, ты что молчишь? Поможешь мне или нет? – спросил его Абрамов. – Ты же знаешь, я тебя не подведу, это только между тобой и мной?

– Выходит, он «барыга»? Хорошо, Витек, – произнес он. – Только не подставь меня, иначе, мне «вилы».

Утром Разрывина перевели в ИВС МВД республики Татарстан.

***

Лобов осторожно вошел в камеру. В углу, на нижней койке, лежал мужчина средних лет.

– Привет, честным арестантам! – произнес Лобов.

Мужчина, лежавший на койке, даже не шелохнулся. Анатолий бросил свой матрас на верхнюю койку и попытался взобраться наверх. Мужчина поднялся с койки и присел на лавку, наблюдая за тем, как обустраивается новичок. Лобов лег на койку и закрыл глаза. Перед глазами уже в который раз вновь проплыли знакомые ему лица: жены и ребенка. Сердце сжалось от жалости к ним. Он не заметил, как из его глаз потекли слезы.

– Что, братишка, плачешь? – спросил его мужчина. – Себя, жалеешь?

Анатолий смахнул слезу. Лицо его покраснело от стыда, словно его поймали за чем-то не хорошим.

– Да, ты не стесняйся, поплачь, станет легче, – посоветовал ему мужчина. – Лучше плакать здесь, чем на допросах.

– Ты, вообще, кто такой, чтобы учить меня жизни? – спросил его Лобов. – Меня учить не надо. Я сам могу научить этому, кого угодно.

Мужчина усмехнулся.

– Я – Хирург. Так зовут меня друзья, – ответил мужчина. – Я двадцать лет учусь жить за колючей проволокой и многого еще не знаю. Что, ты можешь знать о нашей жизни?

Хирург лег на койку и закрыл глаза. Хорошо зная психологию осужденных, он сразу же определил в Лобове, достаточно уверенного в себе человека. Его манера разговаривать, говорили ему, о том, что Абрамов был абсолютно прав. Лобов действительно представлял серьезного противника, которого, просто, так сломать было довольно сложно. Утром, умывшись и оправившись, они сели за общий стол завтракать. Лобов пододвинул к себе металлическую миску, в которой находилась каша. Не прикасаясь к пище, он отодвинул миску в сторону. Он отломил маленький кусочек хлеба и положил его в рот.

– Что, не нравится? – поинтересовался у него Хирург. – Это скоро пройдет, молодой человек. Скоро будешь метать все это, да еще просить добавки.

– Слушай, Хирург! – с вызовом произнес Лобов. – Я не посмотрю на твой тюремный стаж и отоварю тебя по полной программе.

– Вот этого говорить мне не нужно было. За такие вещи у нас «опускают». Я – смотрящий за положением в первом изоляторе, и, если я шевельну пальцем, тебя, фраерок, порежут на полоски. Ты знаешь, как это больно?

– Ты меня не пугай! Мы не таких крутых видели!

– Где, это ты мог все это видеть, фраерок, в кино или театре? – словно смеясь над ним, спросил его Хирург. – Там, все туфта, не верь этому. Жизнь молодой человек начинаешь любить, только тогда, когда чувствуешь, что ты ее теряешь.