Поверженный Рим

С послом кагана Ругилы, беком Буняком, комит агентов познакомился на обеде, данном магистром Иовием в честь гуннов на следующий день после их приезда в Медиолан. Во времена расцвета Римской империи варваров обычно долго выдерживали на заднем дворе, прежде чем допускали к трону божественного императора. К счастью для бека Буняка, те времена давно миновали. И ныне римские чиновники лезли из кожи, чтобы ублажить гуннов. Впрочем, бек Буняк был угром, о чем он без обиняков заявил своим соседям через толмача. В чем заключается разница между угром и гунном, высокородный Буняк объяснить забыл, а римские чиновники, собравшиеся за роскошно накрытым столом, постеснялись его об этом спросить. Гуннский бек был стар. Годами он, пожалуй, сравнялся с Перразием, которому уже перевалило за семьдесят, но держался бодро. А пил так, что никто из римлян за ним не поспевал. Однако, несмотря на обилие выпитого вина, бек Буняк не терял нити разговора, и его узкие хитрые глаза, утопающие в глубоких морщинах, пристально следили за сотрапезниками.

— Готы — подлое племя, — вещал Буняк резким, почти визгливым голосом. — Вы, римляне, успели в этом убедиться, надо полагать.

У комита Перразия создалось впечатление, что посол кагана употребил куда более резкие выражения, но толмач, юноша лет семнадцати, постеснялся их перевести. Кстати, этот юноша был младшим сыном Буняка, и, судя по всему, бек им очень гордился. Как пояснил заинтересованным патрикиям посол, матерью его сына являлась дочь бека Белорева, и, следовательно, он доводился кагану Ругиле родным племянником. А звали младшего сына Буняка Искаром. Чужим языком Искар владел в совершенстве, это с большой охотою признали все сидевшие за столом римляне, чем очень польстили его отцу.

Кагана Буняк превозносил до небес, вскользь упомянув о его воинских подвигах, посол в основном напирал на миролюбие Ругилы, а также на его родство с богом Хорсом. О Хорсе римляне слышали впервые, а потому им ничего другого не оставалось, как только кивать в такт словам красноречивого посла. Бек Буняк своей словоохотливостью утомил всех сидящих за столом, включая собственного сына, тем не менее произвел на чиновников очень хорошее впечатление. Прежде всего, своими вкрадчивыми манерами. Мнение римлян о гуннах как о дикарях, питающихся сырым мясом, а то и человечиной, рассыпалось прахом. Бек Буняк оказался редкостным гурманом и большим знатоком римской кухни. Не говоря уже о римском вине. От комита финансов Феона, давно сменившего на этом посту Пордаку, Перразий узнал, что посол кагана первым делом наведался в баню и был страшно огорчен, не увидев там женщин. Пришлось трибуну конюшни Олимпию объяснять заезжему варвару, что совместное посещение бань мужчинами и женщинами было строжайше запрещено еще указом императора Феодосия, и с тех пор этот запрет неукоснительно соблюдался, особенно в Медиолане.

— Обманул меня, выходит, патрикий Руфин, — вздохнул Буняк. — А ведь он мне такое рассказывал о вашем Риме, что волосы дыбом вставали.

Трибун конюшни Олимпий по младости лет патрикия Руфина, убитого, к слову, пять лет назад в Константинополе, практически не помнил, зато он пообещал показать Буняку состязания колесниц и тем завоевал его расположение.

Проводив посла со двора, магистр Иовий собрал чиновников для серьезного разговора. И хотя выпито за столом было немало, никто из патрикиев не уклонился от выполнения служебного долга. Магистр пехоты, человек среднего роста, еще не достигший пятидесятилетнего возраста, но одержавший немало побед во славу империи, большую часть своей жизни провел в Африке. Наверное, в силу этой причины его познания о варварах, окружавших империю с севера и востока, оставляли желать лучшего. Перразий в осторожных выражениях намекнул ему на это обстоятельство и призвал не торопиться с принятием окончательного решения.

— Союз с гуннами нам выгоден, — возразил магистр пехоты комиту агентов. — С их помощью мы сумеем обуздать наконец готов и вернем в лоно империи отторгнутые от нее провинции.

— Нижняя Мезия при разделе досталась божественному Аркадию, — указал Перразий присутствующим, — и он вправе был ею распорядиться по своему усмотрению.

— Мезия оказалось в руках готов не по воле Аркадия, а по воле Руфина, — напомнил забывчивому комиту агентов высокородный Феон. — А все мы очень хорошо знаем о близости покойного патрикия к варварам. Это большая удача для Рима, что нашлись люди, положившие конец бесчинствам изменника.

— Префект претория Саллюстий прислал мне письмо, в котором умоляет нас не заключать договор с гуннами и помочь деньгами и оружием рексу Валии, — спокойно сказал Перразий. — В Константинополе гуннов опасаются больше, чем готов. И полагают, что война между варварами ослабит и тех и других.

— А если гунны разгромят готов и вторгнутся в пределы Римской империи? — нахмурился Иовий. — Что мы будем делать тогда, высокородный Перразий? Воля ваша, патрикии, но я постараюсь убедить божественного Гонория, чтобы он не отталкивал руку, протянутую каганом Ругилой.