Отдав эти распоряжения, Махсум вдруг заплакал и, вытирая слезы платком, повернулся и пошел. Люди были ошеломлены, увидев его в таком состоянии, никогда до нынешнего дня никто не видел его слез, и даже представить себе не могли его плачущим. Медленно прошел он к себе во двор, вошел в мехманхану и приказал слуге никого к нему не впускать.
Мехманхана была немногим лучше комнаты, где жили женщины. На каменном полу лежал старый грязный ковер, вдоль стен сатиновые, ситцевые и из кустарной ткани одеяла, разноцветные подушки и курпачи. На вбитых в стену гвоздях висели винтовки и револьверы, в углу комнаты стоял пулемет на колесах, в другом углу — коробки и мешки с патронами. Комната была не только приемной, но и его личным складом оружия.
Войдя в комнату, Асад закрыл за собою дверь и, сев возле пулемета, тяжело вздохнул. Снаружи и в доме было совершенно тихо.
Слышалась лишь трескотня сверчков. Это были голоса лета, только они и говорили о нем на этой пустынной горной вершине. Махсум уже давно не прислушивался к этим размеренным успокоительным вечерним голосам, твердившим о мире и благополучии. Каждый вечер перед сном он спорил или бранился со своими подчиненными, спорил или бранился с Ойшой. То доносили о приближении красных, то кто-то бежал из лагеря… А сейчас была такая тишина… Но почему же? Что случилось? А-а, привезли труп Низамиддина, все видели его размозженную, окровавленную голову и теперь сидят тихо, вспоминая об убитом… Всюду тишина, кажется, все вокруг объято печалью…
«Да, раньше они не знали, что такое горе, были беспечны и самонадеянны, а вот теперь каждый день, каждую ночь испытывают лишения, узнали горечь жизни и думают о том, что их ждет… Ах, почему злая судьба лишила меня счастья? Почему теперь нет мне ни в чем удачи? Друзья один за другим покинули меня — люди, которые были мне ближе всех, во всех случаях жизни были мне помощниками, шли со мной по одной дороге, к одной цели, не щадя се, бя… Все ушли!..
Бедный Низамиддин! Сколько он перенес из-за меня! Жить среди врагов, заискивать и лгать, притворяться, каждый час и каждый день ждать разоблачения — хуже смерти. Всякая еда казалась ему отравой, всегда он должен был скрывать свою истинную личину, обдумывать каждое слово, прежде чем его произнести; он не был ни открытым врагом, ни другом Советской власти. Ни зерно, ни солома! Жил только в надежде на будущее и вот разбил голову о камень — теперь, когда мог, сняв маску, хоть несколько дней пожить свободно, насладиться открытой борьбой… Кто знает, какие мысли унес он с собою… какие важные сообщения…
До каких же пор я буду сидеть здесь, на вершине горы? Неужели нельзя с боем спуститься вниз и пробиться в Восточную Бухару? Что думают мои трусливые руководители? Зачем они прислали ко мне Низамиддина? В письме об этом нет ни слова.
Он поднял голову и посмотрел на чайник, стоявший в нише.
— Эй! — крикнул он слугу, находившегося за дверью.
— Слушаю вас! — отвечал тот, открыв дверь.
— Подай мне чайник и пиалу!
Слуга достал чайник и пиалу, поставил их перед Махсумом и, вынув из-за пазухи перевязанную тесемкой бумагу, передал хозяину.
— Это нашли в карманах Низамиддина-эфенди.
— А еще что?
— Ничего нужного, платочек, карандаш, ножичек…
— Принеси все вещи Низамиддина, положи вон на ту полочку. Если утаишь что-то, пеняй на себя!
— Хорошо!
Слуга подкрутил фитиль в лампе, чтобы получше осветить комнату, и вышел.
Махсум развязал бумаги и стал читать:
«Бог покровитель наш! Находящемуся вдали от нас брату и герою нашему сообщаем, что мы живы и здоровы и просим у бога здоровья вам и успехов в ваших делах. Вместе с тем сообщаем, что мы послали к вам господина Низамиддина-эфенди. Этот человек будет вам полезен в вашем отряде, надеемся, что он будет вашим заместителем. Наше положение в Бухаре сейчас стало затруднительным. Но это временно. Даст бог, этой осенью известный всем национальный герой, знаменитый военачальник и наша опора — господин Энвер-паша изволит прибыть в Бухару со своими людьми, и мы направим его к вам. Тогда начнутся великие дела, вы и люди в Восточной Бухаре пойдут в наступление и победят. По намеченному высшим советом плану, под знамя защитников нации соберутся сотни тысяч преданных нам воинов, и мы возьмем власть над всей Средней Азией. Подробности узнаете от Низамиддина. А пока мы просим от вас только терпения, выдержки и стойкости. Скоро взойдет заря нашего торжества. Терпение — залог успеха!»
Махсум сложил бумагу вчетверо, положил в карман френча, взял чайник, налил из него в пиалу красного вина и жадно выпил. Закирбай иногда посылал ему снизу вино. Хотя оно было дороже и мяса и масла, но он не мог отказать себе в этих расходах, так как надеялся на помощь своих бухарских друзей. Он надеялся, что Низамиддин привезет ему денег и золота. Он был убежден и потому послал за ним проверенного человека.