Повешенный

– Да о чем ты, черт возьми? – рука сама с грохотом опустилась на шершавую поверхность стола, а прозрачный гранёный стакан с карандашами и перьевыми ручками подскочил, жалобно звякнув. – Что на этот раз произошло? К мэру домой ворвались неизвестные и расстреляли всю его семью? Или очередной владелец мебельного бизнеса недоплатил государству налогов и теперь ест на завтрак, обед и ужин кашу с хлебом за наш счёт?

– Просто сам посмотри.

Даниэль ловко, словно волшебник, вытащил из-под халата свёрнутую в несколько раз и изрядно помятую газету и приглашающе протянул ее Уильяму. Коричнево-серая бумага пускала по пальцам неприятно сжимающее все внутри ощущение, а неровные черные строки сливались в одну сплошную стену неразборчивого текста и чужих, незнакомых воспалённому разуму Уильяма слов. Руки забились мелкой дрожью, и Уиллу едва хватило сил, чтобы унять бурлящее раскалёнными потоками напряжение и с громким хрустом, перебивающим стук бешено колотящегося сердца, расправить смятые страницы.

Внимательный взгляд врача тут же зацепился за широкую черно-белую фотографию на первой полосе и скачущие перед расплывающимся взглядом буквы заголовка.

Внутри все тут же похолодело, и Уильям выпрямился по струнке, чувствуя, как раскалённая внутри пружина натянулась с новой силой, готовая в любой момент раскрутиться и разорвать сердце несчастного Уилла на маленькие кусочки. Во рту пересохло, и сколько бы Уилл не пытался сглотнуть редкие капельки проступающей на кончике языка слюны, он лишь чувствовал горький комок, что скребся по его горлу вверх и вниз, оставляя после себя привкус виски и металла.

– О, господи…

Уильям выронил из рук газету и резко отодвинул кресло, вскакивая на ноги. с фотографии на молодого врача смотрело внутреннее убранство одного из подпольных баров, в котором Уилл провёл вчерашний вечер. Разбитые плафоны, разлившийся по столам алкоголь и испещрённые мелкими дырочками стены заставляли сердце Уильяма биться с удвоенной скоростью, взывая к себе на помощь чьи-нибудь сильные руки, что смогли бы сделать ему массаж сердца и остудить бурлящую кровь.

Уильям слишком хорошо помнил льющееся через край веселье в этом баре.

И ему было больно видеть на фотографии тёмные пятна, усеявшие некогда светлый пёстрый ковёр, и чьи-то безжизненно выпавшие из-за барной стойки руки.

Уильям отшатнулся, нащупав за спиной ручку от двери, и резко нажал на неё, впуская в помещение свежий воздух. Радио противно шипело, ринувшийся в кабинет солнечный свет резал глаза отблесками зеркал, а Уильям лишь слышал шумящий в ушах прибой. Его взгляд нервно перебегал с брошенной на стол газеты на Даниэля, а губы безвольно открывались, как у выкинутой на берег рыбы. Ему не хватало кислорода, но он не мог сделать даже малейшего вдоха.

– Вот и я о том же, – голос Даниэля словно был покрыт лёгкой дымкой молочного тумана, что только сейчас начал рассеиваться в голове Уилла, а движения друга были заторможенными, медленными и плавными, словно их прокручивал на плёнке засыпающий от прожитых лет старик. – Я как услышал, что ты заступил на дежурство, – тут же примчался посмотреть нет ли в тебе лишних отверстий.

Слова хлёсткой пощёчиной обожгли Уильяма, морской шум унёс резкий порыв ветра, и Уилл быстро заморгал, непонимающе глядя на Даниэля. Смысл сказанного слишком медленно доходил до Уильяма, и ему потребовалось несколько долгих и томительных мгновений, чтобы зацепиться взглядом за едкую и самодовольную улыбку на лице Даниэля, и, поджав губы, коротко бросить в ответ:

– Очень смешно.

Уголки губ Даниэля на секунду едва заметно дёрнулись, но улыбка не сошла с его лица: она стала лишь шире и еще более раздражающей, а сам Куэрво лишь беспечно пожал плечами, мол, «Что тут такого?», и развёл руками.

– Что? – тёмная густая бровь насмешливо изогнулась. – Мы живём в опасное время, знаешь ли! Никогда не знаешь, кто окажется следующим: я или ты.

– Скорее всего ты, – холодно отозвался Уилл.

– Почему? Потому что я красивый?

– Нет, – заметно помрачнев, покачал головой Уилл. – Потому что твой брат водит сомнительные связи с сомнительными людьми. А это не лучшая гарантия того, что ты доживёшь до старости и увидишь внуков.

Уильям глубоко вздохнул и потёр переносицу. Даниэль был его лучшим другом, но не тем, кому можно было доверить свою тайну. А кабинет, в котором работал Уильям, был не лучшим местом для подобных разговоров.

Пальцы Уилла несколько раз сжались в кулаки, и Белл подался вперёд, резким движением выключая надоедливое радио. Даниэль смерил Уильяма удивлённым взглядом, а затем брови мужчины поползли вверх, когда Уилл достал из кармана сигарету, пачку спичек и жестом пригласил его выйти на улицу.

Холодные ветра Чикаго остужали вспыхнувшие болезненным румянцем щеки Уильяма, но даже их силы было недостаточно, чтобы привести его в чувство. Дверь яркой вспышкой захлопнулась за спиной Даниэля, старая металлическая решётка черной лестницы пронзительно надрывно заскрипела под тяжёлыми шагами мужчин, а перила опасно покачнулись под резким порывом ветра.