Повешенный

Даниэль вытянул руку, намекая, что было бы неплохо позолотить ее хотя бы одной сигареткой: мужчина не был поклонником пассивного курения, предпочитая активно убивать свои лёгкие никотином, алкоголем и рентгеновскими аппаратами для ног в обувных магазинах.

– Ну-ну, Уилл, дружище. Никогда не зарекайся не водить сомнительных знакомств, потому что жизнь штука достаточно сложная.

– То, что это говоришь мне именно ты, вряд ли сможет меня переубедить.

Хмурый взгляд Уильяма иной раз заставлял усомниться в том, что ему всего лишь двадцать пять, а дрожащие руки, вечно бросаемые за спину взгляды и осторожность, с которой Белл передвигался по городу, каждый раз напоминали Даниэлю, почему он предпочитает пользоваться сомнительными деньгами своего кузена, нежели зарабатывать их так, как это делал Уильям.

Когда-нибудь Уилл непременно сделал бы неверный шаг.

И лучше было бы в этот момент быть как можно дальше от него.

– Уилл, дружище, зачем ты меня сюда вытащил? Здесь холодней, чем на фоне тонущего Титаника!

Облачко сизого дыма взметнулось в воздух, тут же нещадно разрываемое порывами ветра. Уильям поджал губы, прожигая взглядом дверь, отделившую их от душного кабинета. Шум города отрезвлял, крики полицейских сирен возвращали его на несколько месяцев назад, в один из таких же вечеров, как накануне, когда Уиллу пришлось удирать от полиции через крыши и кишащие крысами подворотни.

Короткая затяжка алой вспышкой, и Уильям повёл плечами, опершись о поскрипывающие перила.

– Грейс любит подслушивать. Она милая девушка, но слишком любопытная. К тому же у неё слишком длинный язык. Сложно поверить в то, что завтра о нашем разговоре не будет судачить полгорода. Если Грейс, разумеется, окажется под моей дверью, когда мы будем вести задушевные беседы.

– Ты слишком суров к ней, дружище.

– Я слишком хорошо ее знаю, Дэн.

Губы Уилла дёрнулись в слабой улыбке, и мужчина снова втянул в себя горький едкий дым, чтобы через секунду выплеснуть его сизым облаком. Слишком многое нужно было рассказать, и слишком мало было подходящих слов, чтобы это сделать.

Пауза затянулась несколько дольше, чем то позволяли правила, и Даниэль неловко замялся на месте, покачиваясь с пятки на носок и то и дело смеряя взглядом опытного оценщика с каждой затяжкой уменьшающуюся в руках сигарету. Пауза затянулась несколько дольше, чем Даниэль мог выдержать.

– Ирландцы лишились нескольких важных игроков, – сигаретным дымом выдохнул в лицо друга Куэрво. – В городе считают, что за этим стоят грязные итальяшки. И я с этим согласен.

– Разумеется. – Уильям дёрнулся в сторону и иронично поджал губы, разгоняя ладонью дым. – Что еще могут считать люди после стольких лет смертей и ненависти? Я вообще удивлён, что они еще не разнесли город на кусочки. Но я бы на твоём месте не раскидывался столь грубыми выражениями, – понизив голос, предупреждающе протянул Уилл. – Какими бы грязными они не были, у них есть «Томми», а у тебя нет.

– Зато у меня есть голова на плечах.

– Ненадолго.

Резкая вспышка пронзила память Уильяма, и он зажмурился, пытаясь ухватиться за ускользающие от него образы. «Это ненадолго» тягучим дымом сигар проскальзывало сквозь протянутые пальцы Уилла, заигрывающе взмахивало своим лисьим хвостом и растворялось в мутных обрывках воспоминаний. Фраза ударяла в нос запахом крепкого алкоголя и дурманила не хуже старого виски из тайных погребов Куэрво. Все было так ясно, что Уильям никак не мог найти зацепки, что могла вывести его из затянутого розоватым туманом лабиринта.

«Это ненадолго» хлёсткой пощёчиной серебристых глаз напомнило Уильяму о прошедшем вечере.

Слова крутились на языке. Слова просились, чтобы их произнесли, чтобы избавились от этого тяжёлого камня, висящего на шее и с каждой прожитой минутой тянущего Уильяма в пропасть. Мысли потягивались молочным туманом, не позволяя вспомнить ни единой лишней детали, а внутри все скручивало от странной чуждой Уиллу боли, стягивало его внутренности и спрессовывало в плотный комок изорванных нервов.

Он должен был произнести вертящиеся в голове мысли. Должен был поделиться с кем-нибудь раздражающими горькими словами, выжигающими на своём пути все живое, что было в Уилле, оставляющими после себя лишь боль и отчаяние, привкус сладкого миндаля и горький аромат мужского одеколона. Он должен был это сказать.

Или его сердце остановится.

– Я был там. В том баре.

Даниэль замер, так и не донеся сигарету до своих губ. Его брови изогнулись, а взгляд обеспокоенно забегал по лицу Уилла, будто бы ища малейшие признаки потрясения или инсульта. Не то чтобы Уильям был уверен, что Даниэль сможет определить эти два недуга, но его товарищ определенно выглядел встревоженным сказанными Уиллом словами.

Наконец, Даниэль все же плотно стиснул губами сигарету, закрыл глаза и сделал медленную и глубокую затяжку. Сизый дым через пару секунд ринулся через раздувающиеся от сдерживаемых эмоций ноздри. Мужчина сделал несколько глубоких вдохов, явно успокаивая себя, а затем пристально исподлобья посмотрел на Уилла.