Я почувствовал, как внутри меня рождается интерес к жизни. Местной! С запахом конского навоза, грачами, колокольным звоном. Прямо весна в груди. Сердце бьется ровно, мощно…
Возвращаюсь в кровать, немного разглядываю звезду. Спас меня дар. Да и всех нас тоже. Звезда уже не пульсирует, еле светится. Похоже я вчера потратил всю энергию, что успела накопиться. Интересно, по какому принципу звезда набирает свою силу? От природы? Или от источника, где упал метеорит? Надо будет расспросить Южинского.
Заворачиваюсь в уютный кокон одеяла и блаженно прикрываю глаза.
…В следующий раз я просыпаюсь уже в совершенно другом настроении. Никогда не думал, что так приятно проснуться в комнате, наполненной светом. На окне нет зановесок, но я не испытываю от этого никакого дискомфорта. А ведь когда-то недовольно ворчал, если утром окна в спальне были не зашторены. Стоит прожить пару месяцев в сумрачной одиночной камере, и взгляд человека на жизнь кардинально меняется. Думаю, и к еде я теперь буду относится сильно проще. Желудок подает сигнал, что пора бы подкрепиться. Хоть кашей, хоть чем угодно. Даже краюха хлеба с молоком теперь будут в радость.
За дверью раздаются шаги, и в комнату заглядывает тот самый косматый мужчина, что вытаскивал нас из воды, вычерпывал воду.
— Проснулись, барин? Одевайтесь и приходите завтракать в трапезную, она дальше по коридору. Настоятель ждет.
Глава 18
—…Дмитрий Кузьмич, я виноват — мне и отвечать перед императором по всей строгости!
— Илья Сергеевич, я ценю ваше благородство и готовность взять на себя всю вину, но ведь обстоятельства были чрезвычайные! Да, и подчиненные Льва Николаевича повели себя не лучшим образом.
Пожилой интендант Горюнов недовольно кивнул на угрюмо насупившегося командира гарнизонной роты, капитана Курдюмова. Тот молчал, поскольку Дмитрий Кузьмич был прав. Опростоволосились, и еще как. Не справились втроем с безоружными беглецами. Один дозорный скинут со стены, унтер-офицер Сомов заколот штыком собственного подчиненного.
Когда ночью другой унтер-офицер — Сидорин, поднял тревогу, обнаружив нападение на второй патруль, Курдюмову не сразу удалось разобраться в произошедшем. Пока нетрезвый врач привел в чувство единственного выжившего патрульного, пока тот смог внятно рассказать, что с ними случилось во время несения дозора, прошло какое-то время. И только дознание срочно разбуженного начальника тюрьмы майора Турубанова внесла окончательную ясность — троим узникам Секретного дома удалось бежать с помощью сообщника из числа тюремных надзирателей.
В то, что сбежавшие арестанты и их сообщник спрыгнули с двенадцатиметровой крепостной стены в бушующее озеро, никто особо не верил — это было бы чистым самоубийством. Да, и выживший солдат этого момента не видел. Но каждому понятно, что в ледяной воде, да еще и в шторм, не продержаться больше четверти часа, а чтобы доплыть до берега в такую бурю, и целого часа не хватит. К тому же, мало кто рискнет даже летом, по спокойной воде, доплыть от крепости до Шлисса.
Первым долгом майор бледный от недосыпа Турубанов приказал выстроить весь личный состав гарнизона, и унтер — офицеры доложили ему о нахождении своих подчиненных. Удостоверившись, что больше пропавших и пострадавших нет, он начал действовать, и сосредоточился на обыске крепости, обоснованно полагая, что беглецы затаились где-то здесь, в здании нумерных казарм. Благо укромных мест здесь хватало в достатке, особенно в подземелье. А уже то, что сообщник имел доступ к ключам в караульной, делало этот факт неоспоримым…
Люди Курдюмова валились с ног после вечернего аврала с перетаскиванием провианта на верхние этажи, плохо соображали спросонья, и не сразу смогли понять, что от них требуется снова лезть в подземелье казарм, которое к тому моменту затопило уже на пару футов. Но угроза начальства прогнать лентяев через строй и угостить шпицрутенами, сделала свое дело — солдаты, быстро разделившись по трое, отправились тщательно обыскивать крепость.
Сам же майор, не мешкая направился в Государеву башню, где находился единственный выход из крепости, ведущий к пристани. Проезд там закрывали ворота и две кованые решетки — герсы. Одна из них опускалась со второго яруса башни, а другая с боевого хода стены. Подъем этих герс производился при помощи воротов. Но тут все было спокойно, и никто из посторонних не появлялся. Караульные доложили, что лодочный сарай на берегу затоплен еще днем, а ялик, на котором вчера прибыл царский фельдъегерь, бурей сорвало с якоря. Ялик при этом чуть не затонул, черпнув бортами воды, и команда поспешила увести его в Шлисс, чтобы укрыться там от шторма в одном из городских каналов.