Читаем Повесть и рассказы полностью

Мы стали судорожно рыться в сумках, карманах… Вот уже на дорожке сидят две белки, вот уже три… Было очень жаль, что у нас не оказалось никакого угощения. Я смущенно вынимаю из сумки губную помаду, носовой платок, ключ от ленинградской квартиры, а белки терпеливо смотрят на нас снизу вверх темными глазами. К счастью, я нашла кусочек булки, оставшийся с дороги, и какие-то съедобные крошки, присела и протянула их на ладони белочкам. Нежные усики защекотали мне пальцы. Белки собрали крошки, запихали их за щеки и, рисуя в воздухе легкие, невидимые дуги, распустив нарядные, пронизанные солнцем хвосты, взлетели на деревья, заскользили между ветвями и исчезли.

Множество белок водится в широких кронах парка. Они ручные и по утрам собираются у продовольственного магазина — через дорогу. Хозяйки угощают их орехами, булкой, конфетами, и белочки с набитыми щеками мчатся обратно к себе на деревья.

У самой гостиницы расположен вход в фуникулер. Мы вошли в вагончик и стали подниматься на толстом тросе к вершине Ломницкий Щит, закрытой в тот день густым слоем облаков. Подъем шел сначала полого, от столба к столбу, по просеке между густых елей, обсыпанных тугими, липкими, красными шишками. Мы срывали эти шишки, протянув руку из окна. Веселые белки вертелись в кронах елей и, казалось, смотрели нам вслед, вытянув шеи.

Ели уходили все ниже, а столбы — все выше, и вот мы уже без всяких столбов ползем вверх по тросу. Уже не видно шишек, не видно белок, потом и ели внизу стали похожи сначала на осоку, затем на траву, затем на зеленый ковер с неровными краями. Вот на горных склонах появился снег, где-то далеко маленькие, словно сделанные из спичек, мчатся лыжники. Темное, плоское, как разлитые чернила, лежит озеро. Стало холодно. Глубокая пропасть открылась под нами и стала опускаться. В ощеренной камнями бездне плавали облака. Густой подвижный туман окутал нас, и вот мы уже не видим ничего, кроме отвесной скалы, вдоль которой поднимаемся. Неожиданно блеснуло солнце, толстые тросы втянули нас в небольшой вокзал. Мы вышли из вагончика и по крутой лесенке поднялись на Ломницкий Щит, где из грубых серых камней построена небольшая гостиница. В почтовом отделении единственный его сотрудник ставит на наших письмах штамп: «Ломницкий Щит 2635 метров».

Сверху открывается величественное зрелище: глубокие пропасти; острые, как спины ихтиозавров, ряды горных вершин; хаос камней, как бы разбросанных гигантами, и белые облака внизу, почти под ногами, такие плотные, что хочется попрыгать на них, как на матраце. Но они рвутся от ветра, новая бездонная глубина открывается под ними, и сжимается сердце от только что пришедшей в голову озорной мысли попрыгать на облаках.

Шофер Франтишек Габриэл, наш добрый товарищ — мы с ним объехали почти всю Чехословакию, — задумчиво глядит вниз. Вдруг он говорит:

— До встречи, я пошел! — и шагает через перила на камни. Оказывается, сюда ведет трос, и кто хочет, может, держась за него, совершить восхождение или спуститься — заглянуть через край пропасти, выкупаться в ледяной воде озера, полюбоваться эдельвейсами. Рвать их строго запрещено.

Гостиницу на вершине и фуникулер помогали строить цыгане. Это они прокладывали дорогу, шли крутыми тропами с камнями за спиной, они тянули тросы, складывали стены. Франтишек говорил о цыганах с уважением. Рассказывал, что они очень хорошо работают на заводах, на строительствах, что среди них много хороших музыкантов, играющих в оркестрах, и солистов.

Когда мы спустились вниз, в гостинице нас ждали товарищи из Праги: директор будущей картины с участием Райкина и молодой талантливый чешский кинорежиссер, окончивший Московский институт кинематографии, Зденек Подскальский.

Снять фильм с участием Райкина чехи задумали еще тогда, когда мы жили в санатории в Подебрадах. И вот теперь, через восемь месяцев, когда наш театр уже отыграл в Чехословакии, выяснилось, что мы имеем десять свободных дней перед поездкой в Болгарию. Эти десять дней чехи и решили использовать для того, чтобы снять небольшую картину на память о гастролях Райкина и в ней по возможности показать основные черты его творчества. Так как было мало времени, то в сценарий, написанный Зденеком Подскальским, Ярославом Дитлом и советским писателем Владимиром Лифшицем, включили ряд готовых интермедий и сценок, игранных в театре и не требовавших репетиций. По поводу сценария и приехали товарищи из Праги.

Через два дня, после отдыха, театр выехал в Прагу на съемки. Все отправились самолетом, а я поехала машиной. Мне хотелось посмотреть страну — дорога шла по горам и долинам Словакии и Чехии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии