Повесть и рассказы

Даже из окна машины можно заметить, как бурно развивается Словакия. Расширяют, делают судоходными реки, строят заводы, дороги, и хотя словацкие деревни с синими оштукатуренными избами, крытыми дранью, отличаются от чешских, похожих на города, уже видно, как осуществляется мечта Карела Чапека. Он сказал о Словакии: «Вы не представляете себе, что из нее может получиться, какой станет эта земля, не уступающая в славе своей альпийским долинам, земля воздуха и благовоний, лесов и гор, как только придут люди и научатся умело и бережно обращаться со всей этой красотой». И вот уже есть такие люди — жители этой земли, ее хозяева, свободные труженики. Они преображают отсталую когда-то Словакию, и им по-братски помогает чешский народ. Развиваются искусство, наука, сельское хозяйство, промышленность. В Словакии нашли нефть, уголь и другие ценные ископаемые.

Я видела чудесные дороги, обсаженные фруктовыми деревьями. Я видела горные пейзажи Высоких и Низких Татр, прекрасные санатории в горах, новые мосты, новые заводы и молодые поселки вокруг них, новое русло реки Вах, которая станет судоходной. Я видела гостеприимные надписи на столбах у дороги: «Остравский край Вас приветствует»; «Градецкий край Вас приветствует».

И вспомнила Остраву, где мы играли четыре дня. Напротив гостиницы, прямо через улицу, по подвесной дороге двигались вагонетки с углем. По ночам пылали обузданные пожары домен. Жаркий ветер нес на город тучи дыма, и на белоснежных скатертях ресторана лежал слой черной гари. Она хрустела на зубах, размазывалась по лицу, лезла в глаза — ветер был в сторону города, который недаром называется «Черная Острава». Председатель городского совета, усталый приветливый человек с медленными, внимательными глазами, сказал нам:

— Есть поговорка: «Чтобы Прага была золотой, Острава должна быть черной». Но поговорка стареет: в ближайшие годы будет осуществлен проект избавления города от дыма.

Вот уже позади черный дым. Мы едем дальше через Бескиды, мимо отцветших черемух и наливающихся вишен. А весной, когда все цветет, в здешних местах под окнами деревенских красавиц можно видеть «майки». Это озорной и красивый обычай: ставить под окнами у любимой девушки высокий шест, украшенный березкой, цветами и лентами, — «майку». Влюбленные парни ставят ее тайно, по ночам. Иногда у одного дома можно увидеть два, а то и три шеста.

Машина мчится вдоль реки Бечвы, через небольшие городки — Валашское Междуречье, Границе-на-Мораве, мимо Липника, мимо Богатой Ганы, где женщины когда-то носили по десять юбок, надетых одна на другую; мимо странных хохлатых деревьев над рекой, мимо цветущих, плодороднейших долин Моравии — житницы страны.

Получасовой отдых в Оломоуце, крупном промышленном городе. На центральной площади стоит конная статуя. Из ноздрей лошади прямо на камни мостовой льется широкая струя воды. День жаркий. Под мелкие рассыпчатые брызги подскакивают дети и распаренные жарой мужчины. Тут же, на площади, как во многих городах и местечках Чехословакии, стоит черный известняковый памятник, изображающий святого Рохуса в окружении ангелов. Это средневековые монументы, так называемые «моровые столбы». Они остались со времен опустошительной эпидемии чумы, прокатившейся по Европе. Ими перепуганные суеверные люди хотели остановить болезнь…

Оломоуцкая кофейня. Съедаю бутерброд, на котором заботливо и аппетитно уложены кусочки яйца, колбасы, сыра, масла и еще чего-то непонятного, но очень вкусного.

Пейзаж летит мимо нас, только ветер, посвистывая, отскакивает от стекол. Скоро Прага…

Кончается еще одна дорога. Она — за рубежами нашей страны, но она продолжает длинную ленту дорог нашей кочевой актерской жизни. А были в ней, в этой кочевой жизни, и широкие, благоустроенные шоссе Москва — Ленинград, Москва — Минск, Москва — Симферополь. Были капризные, извилистые, нагретые солнцем дороги Кавказского побережья, проложенные вдоль горных кряжей, среди зелени над морем. Впервые мы познали их, эти кавказские дороги, в трудное время, когда в Новороссийске были немцы, когда в нарядных санаториях стонали раненые, когда прямо с наших спектаклей зрители уходили в бой. Где вы, наши фронтовые друзья, бойцы и офицеры с тяжелых береговых батарей в Геленджике, под Новороссийском, герои Севастополя? Помните, мы играли концерт, стоя на ящиках из-под снарядов в воронке от тяжелой бомбы, а бойцы сидели по краям, свесив ноги? Помните, как однажды начался обстрел и наш аккордеонист потерял клавиши, так дрожали его пальцы, а танец кончился под песню?

Много, много дорог проехали мы на машинах, в самолетах, в поездах. Среди них и таежные дороги Советской Гавани, и дебри Сучана, и пыльные, горячие дороги Средней Азии, и тряские проселки целины, забитые ревущими, полными зерна грузовиками. И старинные тракты Алтая, со стадами пыльных овец и медлительных косматых яков, и паромы, где вперемежку стояли машины, люди, ковры, лошади.

…А сейчас за окнами машины проносятся мирные пейзажи страны наших друзей. Под колесами уходит назад еще одна дорога.