Читаем Повесть и рассказы полностью

— Главное, я тебе скажу, — продолжала она прокуренным шепотком, — никому не позволяй сиротой тебя называть. Свою мать помни, а сиротой — не позволяй. Отец у тебя есть, Софья наша как мать будет, бабка, говоришь, есть, сестры… Какая же ты сирота? А позволишь людям сиротой тебя считать — заскучаешь на свете, плохо тебе будет. Понятно? Ой, смотри, дождь перестал! Пойдем, я тебя на двор выведу. Ты на воздухе постой, а я обед буду готовить.

Она взяла меня за руку, вывела на середину большого двора, мощенного булыжником, сказала «гуляй», а сама ушла обратно в квартиру.

Я хотела пойти за ней, но вдруг из всех дверей стали выбегать девочки, одетые в одинаковые синие платья. Девочки были маленькие, большие, худенькие, толстые, стриженые, кудрявые, с косичками. Они шумели, прыгали, спорили, смеялись, потом заметили меня и постепенно образовали широкий круг. Я оказалась в центре этого круга. Меня заинтересовала девочка, которая стояла напротив. Один глаз ее внимательно глядел на меня, а другому было совсем неинтересно, и он смотрел в сторону.

Мне было ужасно неловко оттого, что меня так рассматривают и перешептываются, поэтому я опустила глаза вниз и видела только ноги.

Оказалось, что на ноги тоже интересно смотреть. Они были все в коричневых чулках в резинку и напоминали молодую рощицу у нашей речки, если лечь на траву и смотреть снизу на тонкие частые стволы.

Совсем на земле стояло много ботинок. Одни были носками вместе, другие носками врозь. Одна пара ботинок была очень плохо зашнурована — через одну дырочку, а концы не были завязаны и болтались. Я подняла глаза, чтобы посмотреть, чьи это ботинки, но тут прозвенел далекий звонок, девочки бросились врассыпную и исчезли так же внезапно, как и появились…

Я осталась одна, окруженная стенами, состоящими из окон. На земле были одни круглые булыжники. Ни травинки не пробивалось между ними, ни деревца не было на этом дворе, похожем на клетку.

Надо мной было белое четырехугольное небо. По этому небу с угла на угол летели взлохмаченные темные куски облаков, как будто кто-то сердито швырялся ими в вышине.

С двух сторон двора были большие арки. В одной виднелась калитка, другая арка выходила на следующий двор, за которым оказались еще арка и еще один двор, окруженный с трех сторон забором.

Здесь, наконец, я увидела большое дерево. Оно росло за забором, но свешивалось на нашу сторону. Оно протягивало и ко мне свои ветви.

«Ну же, — как бы шептало мне дерево, шевеля слабыми, пожелтевшими листьями. — Ну, давай, давай, лезь! Посмотри, какие на мне удобные сучки и уютные креслица!.. А по этой толстой ветке ты, пожалуй, сможешь поползти и покачаться. Ну, давай, давай, лезь!»

Я оглянулась. Двор был пуст. Только дом глядел на меня рядами окон. У меня прямо пятки зачесались, так мне захотелось лезть на дерево. «Залезть?» — подумала я. Тут новый порыв ветра качнул дерево, и оно утвердительно ответило на мой вопрос.

Я сразу влезла на маленький сарайчик, который стоял под деревом у забора. С забора я дотянулась до первой толстой шершавой ветки, перебросила через нее ноги, посидела верхом, увидела на чужом дворе двух маленьких мальчишек, остолбенело глазевших на меня, и полезла дальше. Ветки делались все тоньше, а ствол шатался и стал гладким на ощупь. Повернувшись к нему спиной, я уселась поудобнее, стала осматриваться и… чуть не свалилась с дерева: в одном из окон я встретилась глазами с Софьей Петровной. Она стояла у черной доски с длинной палкой в руке. За партами сидели девочки в синих платьях и, вытянув шеи, смотрели на меня во все глаза. Внезапно Софья Петровна бросилась к окну, а девочки вскочили и побежали к дверям. Я хотела быстро слезть, но никак не могла нащупать ногой нижнюю ветку. Когда я наконец встала на нее, то увидела, что все девочки, с Софьей Петровной, стоят внизу во дворе.

— Слезай, Тина! — крикнула Софья Петровна. — Что это ты выдумала? Не торопись! Слезай осторожней! Как ты туда забралась? Просто уму непостижимо. Осторожней!

«Осторожней, осторожней, а у самой палка! — подумала я. — Чего это она палку держит?»

Не успела я это подумать, как рука моя, соскользнув с влажной после дождя коры, сорвалась, я полетела вниз, пробила тонкую крышу сарайчика и свалилась на что-то колкое, теплое, упругое…

Раздался оглушительный визг, что-то метнулось из-под меня, по моей спине пробежали чьи-то твердые маленькие ножки, что-то затрещало, свет ворвался в сарайчик, и я увидела, что по двору несется огромная свинья, за ней розовой кучкой вприпрыжку скачут поросята, а за ними бегает толстая женщина, размахивает руками и кричит:

— Вот это да! Ну и да! Ай да да! Вот так да!

Девочки в синих платьях подхватили меня и вынесли из сарайчика. Я опять стояла в центре круга, только рядом со мной была Софья Петровна. Она ощупывала меня, тревожно спрашивая:

— Ты не ушиблась? Скажи мне, где больно? Девочки, сбегайте за доктором, он у себя в кабинете.

— Не надо доктора, мне не больно, я только оцарапала ногу, и все. Это очень мягкая свинья.

Все девочки сразу загалдели:

— Чуть Семирамиду не раздавила!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии