Повесть и рассказы

Образовав полукруг возле пакетов, сёстры Свинолуповы щёлкают подсолнухи, отправляя шелуху себе под ноги, и изучают надписи на стенах павильона. На уровне глаз большими буквами нацарапано: «Я В ШАБУРНОВО РОДИЛСЯ И В ШАБУРНОВО ПОМРУ».

По крыше настукивает дождь, а когда по дороге проносится грузовик, то брызги из-под его колёс долетают до павильона. О Толстоухово сёстры уже не вспоминают.

ЮЛИЯ НИФОНТОВА. СПАСИ МЯ. РАССКАЗ

Ольге Михайловне снова приснилась бабушка. И хоть умерла она, родимая, полгода назад, приходила она во сне к Ольге Михайловне регулярно, а последний месяц так и вообще каждую ночь. Но если раньше являлась доброй и улыбчивой, какой и была при жизни, то нынче казалась всё больше печальной, то плакала и жаловалась, мол, сердце болит, то просила хлеба: «Внученька, кушать сильно хочу!», то искала свою гребёночку и никак не могла найти.

Несмотря на занятость и спокойное отношение к религии, Ольга Михайловна зачастила в церковь. За несколько недель благодаря бабушкиным ночным посещениям стала Ольга Михайловна почти завсегдатаем иконной лавки. И теперь на правах постоянного покупателя сама могла раздавать советы, как подавать поминальные записочки и куда ставить свечи «Об упокоении».

Старания не приводили к желаемому результату. Уж и сорокоуст, и молебны заказывала несчастная Ольга Михайловна, но настырная бабуля еженощно посещала одинокие внучкины покои, печалясь и жалуясь пуще прежнего.

Вчера, уже под утро, бабушка с глазами, полными слёз, показывала Ольге Михайловне свои рваные калоши и сетовала, что не пустят-де в таком виде в столицу, а её давненько уж в Москве заждались. Но минувшая ночь предупреждала, что бабушка от тщетных жалоб и слёз переходит к решительным действиям.

Блуждая по сонному своему государству, забрела Ольга Михайловна в прежний свой старый домик, где жили они с бабушкой до переселения в трёхкомнатную квартиру на центральном проспекте.

Бабушка квартиру никогда не жаловала, обзывала «казёнщиной» и «купированным вагоном», постоянно тосковала по «беленькому» домику в дебрях забулдыжного частного сектора. Ольга Михайловна любви к «Осипухе», так называли посёлок имени Осипенко, с огородным рабством, удобствами на улице и печными заботами не понимала, но там, во сне, испытала удивительную радость от посещения родового гнезда.

Тем более что предстал «беленький» домик необыкновенно нарядным. Крохотная кухня была украшена по-новогоднему. Причём ёлка не стояла в традиционной крестовине, сваренной собственноручно ещё молодым дедушкой, всю жизнь проработавшим сварщиком в депо. Душистые колючие пихтовые ветки, увешанные послевоенными игрушками и мишурой, торчали прямо из стен, заполонив всё пространство.

Вдоволь насмотревшись на знакомые с детства ёлочные домики, зверушек, скрученных из проклеенной крашеной ваты, Ольга Михайловна намеревалась покинуть родные пенаты и уже перешагивала порог, как сзади её схватила за рукав до крайности рассерженная бабушка:

— Внучка, да ты когда ж мне лекарство-то купишь? Сколько ж можно ждать? Или ты не видишь, как баба мучится! Сто раз сказала, купи мне таблетки: от головы… от сердца… от глаз… от дыхания… и коришные — «Сену», штоб на двор сходить!

Ольга Михайловна за всю жизнь, прожитую вместе с «мамой старенькой», ни разу не видела её столь агрессивной, поэтому очень испугалась. Этот «страшный» сон укрепил в Ольге Михайловне решимость сходить хоть раз в жизни на исповедь и причаститься. Это, как последнее средство избавления от ночных кошмаров, посоветовали престарелые соседки — бывшие бабушкины подружки. «Ну, что ж, выхода другого не вижу, — вздохнула несчастная ночная страдалица, — придётся испробовать все способы!»

Внезапное и неприятное пробуждение помогло начать утро долгожданной пятницы, её выходного дня, раньше обычного, и не праздно нежиться в постели, тупо просматривая неинтересные оздоровительно-семейные телепередачи, а поторапливаться к службе.

К исповеди Ольга Михайловна подготовилась со всем учительским усердием. Прочитала брошюрку «В помощь кающемуся», молилась и постилась, как рекомендовала литература. Выписала свои грехи, чтоб ничего не пропустить. Рассовала по карманам мелочь, чтоб не подавать крупную купюру, когда начнут обходить мирян старушки с белыми тазиками для пожертвований. Затем, подумав, взяла свежий носовой платок, так как заметила за собой некую странность — с неизменным постоянством плакать во время службы.

Впервые со времён самой нежной юности Ольге Михайловне предстояло выйти на улицу без макияжа, да ещё повязав бабушкину «шалёнку»: «Только б никого из учеников не встретить!» Но даже этот ужасный «прикид» не портил спелую красоту женщины. Уходя, Ольга Михайловна глянула на себя в зеркало и вспомнила разговор с бабушкой:

— Бабуля, вот ты скажи, чем я плохая? Почему всегда одна? Я ж всех наших школьных мужних жён по всем статьям лучше, почему мне счастья нет?

— Всем ты, внучка, хороша. Красотуня ты моя! Просто кукла каменна, только судьбы тебе нет! Без судьбы, вот и всё.