Читаем Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева полностью

Однажды пришёл с танцав усталый, голодный, но знал, что надо везти помидоры на фабрику, тятя поджидал. Прошёл большой дождь, я аккуратно вывез воз на дорогу и поехал в город. В городе мало время назадь копали канавы, проводили газ, ети канавы засыпали, но после такого дождя всё разжижа – мне ето в голову не пришло. Вижу, что несколькя тракторов спешат на фабрику, и мне тоже хочется поскорея сдать помидоры. Я ехал быстро, через канаву зарыту трактор прошёл, я почувствовал, но уже было поздно: телега первым колесом достала канаву и ушла до оси. У нас была привычкя яшшики не привязывать, тятя не давал, чтобы аккуратно возили груз. Но пять тонн помидор – ето в семь яшшиков вышины, вот как хошь, так и вези. На етот раз не повезло. Как толькя у телеги колесо ушло до оси, трактор стал намёртво, я вылетел, но ничего, телегу качнуло в одну сторону – яшшики полетели, качнуло в другу – в другу полетели, со сто семьдесят яшшиков на телеге осталось шестьдесят три. Ето было в 5:30 утра, уже светало, пришлось одному собирать и грузить, подъезжал дядя Степан Шарыпов, даже не помог. Я прогрузился до 14.00 п. м.[32], ето было очень чижало. Как-то на самый верх загрузил яшик, и спина у меня схрустела, ето было очень больно, даже темнело в глазах. С горям пополам догрузил как мог, подъехал на очередь, очередь была большая, мне бы не сдать было в етот день. Я едва слез с трактора и едва дошёл до фабрики, объяснил свою ситуацию. Начальник фабрики пошёл на очередь, объяснил народу, чтобы пропустили меня без очереди. Народ с сожалением пропустил, я заехал на весы, свесили, доехал до платформы, а как сгружать – сам не знаю. Контролёр на платформе был чиленес[33], имя Серене, очень строгий, но увидел меня – бледного, еле волочусь, и стал спрашивать:

– Что с тобой, русич? Всегда такой весёлый, а чичас еле жив.

Я ему рассказал, что случилось, и он не дал мне разгружать, говорит, сам разгрузит. Всё разгрузил, простых[34] яшиков загрузил и отправил, я заехал на весы свесил и отправился домой уже в 19.00 п. м.

Приезжаю домой, совсем ослаб и сляг в постель. И сэлый месяц пролежал в постели, но нихто не позаботился свозить к врачам, а спина после т'oго время стала болеть до сего дня.

Вскоре подъехали Степан с Евдокеяй, и работа стала идти своим чередом.

Тятя был скуп и деньги любил, деньги у него всегда водились. Но мы всегда ходили почти голы, он брал само дешёвенькя, на Рожество да на Пасху, а там как хошь. На пищу он деняг не жалел, продукту всегда было изобильно, был хороший охотник и рыбак, свиньей и рыбы, где мы проживали, было вдоволь. Я с малых лет привык к рыбалке и любил рыбачить.

Мама нас выручала во всех бедах, и мы её любили и тятю всегда уговаривали, где что не так. Но одно мне не нравилось: всегда нас делила, «етот в тебя, а етот в меня», говорила, Евдокея в Зайцевых, Степан в её, Григорий в Зайцевых, я точный в тятю, Степанида в её. Правды, я тятин портрет, но характер – дальше обо всём выясним.

Однажды тятя напился, избил маму, мама стала замерзать, мы её отогревали в русской печи. Мне было шестнадцать лет, я подошёл к тяте и с такой суровостью сказал:

– Ишо маму заденешь, будешь иметь дело со мной.

– Сопляк, дерзнул сказать таки слова отцу!

Тятя, правды, больше никогда маму не задевал, но со мной после тех слов уже был не такой, какой был раньше, и я всегда жалел те слова. Знал, что в Святым Писании написано: хто почитает своих родителей, тот счастливый и долголетний на земли, а хто злословит родителей, тот несчастный, и его дети отомстят в семь раз больше.

В консэ 1976 года Вавиловы, Шутовы и Коноваловы уехали в США, и мы остались без друзей. Хто остался, у всех дети маленьки, и стало совсем не с кем праздновать. В США нас не пускают, в Уругвай тятя не хочет, стали мы настаивать: тогда давайте арендуем больше земли и будем работать по-сурьёзному. Тятя не захотел. Григорий уже ушёл из дому. Я стал говорить:

– Ни уезжать к добрым людям, ни работать. А что делать? Я ухожу из дому.

Тятя отвечает:

– Уматывай!

Я собрался, уехал в город Чёеле-Чёель, за двадцать кил'oметров от дому, и устроился в мунисипалитете, там научился работать каменшиком и часто был у начальника на посылушках. Я старался угодить, за ето меня любили. Однажды зимой под мост упала какая-то запчасть, все собрались начальники: что делать? Я, недолго думавши, сказал начальнику:

– Хошь, я достану?

Начальник говорит:

– Да как? Вода хол'oдна.

Я разделся, прыг в воду, с первого разу нашёл, с второго разу достал. Ето было утром, восемь минус, начальник покачал головой и говорит:

– Увезите его домой, пускай отдыхает.

После того где каки опасности, всегда меня вызывали. Проработал я семь месяцав в мунисипалитете, приезжают ко мне сестра Евдокея и брат Степан и стали уговаривать, чтобы я вернулся домой, говорят, что нашли земли десять гектар и тятя даёт трактор. Я с радостью вернулся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное