Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

Она перво возразила, но потом постепенно убедилась, и мы весной уехали в Аргентину. Наше родство встретило нас очень хорошо. Сестра Степанида уже бросила своего чиленса, но у ней уже была дочь Федосья. Чиленес угодил ленивый и выпиваха, поетому она его бросила.

Мы со Степаном арендовали земли по два гектара и посадили помидор. Помидоры уродили очень хороши, пришло время сбор, стали собирать, было радостно, перспектива была хороша. Но одиножды собрали помидоры, поехали сдавать. Сдавали помидоры, и тут народ заговорил: гроза идёт. Мы ету тучу видели, но не обратили внимание. И вот всё стемняло и пошёл дождь с градом, да такой град выпал, сэлую косую четверть [68], у машин стёклы повыбило, на пашнях зайцев побило. Мы с братухой едем домой и горюем: а что с нашими помидорами? Приезжаем домой, спрашиваем, много ли граду было, нам отвечают: «Да, много». Утром приходим на помидоры, и что видим? Одне палочки все изломаны, и помидоры все побиты. Сердце сжалось, всё опротивело.

Марфа нашему родству не понравилась за её злоязычество. Она со мной огрызалась как могла, и мои родители всё ето слыхали и мне говорили и советовали, но я никого не слушал. Я её выбрал — мне и страдать, и дети невинны, оне не должны мучиться. Особенно Евдокея обиделась, она желала мне добра, но я ей отказал: мол, не лезь в нашу жизнь, мы сами разберёмся. Она упрекала меня:

— Говорила тебе, что не торопись, — нет, не послушал. Народ не здря говорил, кака ето семья.

Я отвечал:

— Не лезь.

У нас с Евдокеяй дружба распалась раз навсегда, хотя и на сердце была тоска.

Марфа ходила беременна вторым ребёнком — опять рвоты, всякия болезни, истерика, да, как назло, крёстна Марфе рассказала, как я жил, когда был холостой. У нас в семье ухудшилось отношение, Марфа стала делать всё на вред.

Мы вернулись в Уругвай. Тёща по-прежнему влияла на Марфу, Марфа перестала варить, стирать, коров доить, управляться. Что я мог, то и делал, но ето уже была не жизнь, а мука.

Вскоре приезжает с Аляске Прохор Григорьевич Мартюшев, Павлин брат. Он Черемновым в Бразилии купил земли и устроил хорошо. Старик весёлой, но сразу видать, что проходимес, он в Уругвае купил туристическу виллу и хотел ето сделать для курорта. При нём часто гуляли, и он показал себя бабником. Когда поехал домой, оставил за начальника тестя. Когда каки хлопоты с документами, тесть меня просил в переводшики, и, когда покупали землю, дядя Федоса также.

Когда Прохор уехал, тесть придумал каки-то бумаги сделать, чтобы я ему подмог, за ето получить с Прохора 4000 долларов. Я ему говорю:

— Тятенькя, ето грех, я не буду таки дела делать.

Он устыдился, и больше об етим не было разговору.

Приезжает в гости Саватей Павлович Черемнов с женой Мариной. Прожили месяц. Парень весёлой, разговорчивый, но какой-то непонятный, как-то любит осудить, про всех знат, и всё ему нужно. Он ко мне прилип, потому что я весёлый и стаканчик не пролей.

Тут тестю приходит письмо от брата Марка Савельевича. В письме он просит тестя, чтобы пустил меня к нему в гости: «Слухи прошли, что он у тебя на все руки и весёлой. Пускай приезжает, поможет мне с посевом, я ему билеты оплачу, здесь познакомимся». Саватей узнал, настаивал:

— Поехали вместе, я дорогу знаю, и вы с нами проедете хорошо.

— Но как ехать? Я лицо без гражданства, получить заграньпаспорт — ето для нас очень сложно.

— Да не переживай, граница слаба, я вас провезу.

16

Ну, мы рыскнули. Приезжаем на границу, город Ривера, в центре двойна улица, втора улица — ето уже Бразилия, Санта Ана до Ливраменто. Перешли на бразильску сторону, приходим на автовокзал. Саватей берут себе билеты в Порто Алегре, а мы ждём. Саватей сходил узнал, какой водитель, дал ему взятку, перед тем как автобусу подъехать на автовокзал. Нас вызвали, посадили в туалет и замкнули. Пассажиры все сяли, полиция проверила у всех документы. Туалет закрытой, Андриян спал. Проехали пограничный пост, туалет открыли, нас выпустили, и мы благополучно доехали до первых деревень. Ето штат Парана, город Понта Гросса, деревня Санта Крус, проживают харбинсы. Мы прожили три дня. Я хотел съездить к деревню к синьцзянсам, в Пао Фурадо, но нас отговорили, и мы поехали дальше. Ехали троя суток, в штат Мато Гроссо, город Куяба, посто [69]Примавера до Лесте. Там всё жунгли, дороги плохие.

Приезжаем в деревню Масапе. Народ толькя что построился и корчуют лес и сеют рис. Приезжаем к дядя Марке. Заезжаем, оне сидят на улице — три пары, я подхожу, спрашиваю:

— Хто из вас дядя Марка?

Он отвечает:

— А вот разберись!

— Ну ты и есть дядя Марка, — кланяемся в ноги, искренно встречаемся.

И вот стали пашню чистить и рис сеять. В праздники наперебой все приглашают в гости: узнали, что я весёлой, и каждый праздник гули-погули, то к одному, то к другому. С Марфой каждый раз сапались, я её приглашал, но она кричала и не хотела, а толькя делала всё на вред. Дядя Марка всё ето видел и сожалел: «Да, пошла она в мать».