Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

Тут дороги стали лучше, но посты полиции продолжались, и везде взятки так же. Проехали нимо Санта Круса де ла Сьерра, через Окинагуа — японская деревня. Появился асфальт, за все 600 километров толькя 50 километров асфальту. Проезжам Монтеро, Минеро, Чане, и опять в жунглю, дороги опять худые. Через двадцать километров приезжаем в деревню, Рио Гранде, к нашим, там уже семей пятнадцать, корчуют и сеют. Натянули палатки на три семьи: наша, Максимова и Ефремова брата Петра Поликарповича, он уже там жил и раскорчевал 600 гектар земли с Максимом. Всё разгрузили, сложили по местам, инструмент собрали, скрутили, приготовили работать. На днях сделали договор, составили акт и подписали, но на словах Ефрем Поликарпович сказал:

— Вдруг что, неустойка, рашшитаюсь помесячно по 30 000 крузейров.

Но в Боливии были пезы, и обмен был выгодный, всё дешевле. Стали готовить землю, работали день и ночь, отдыху почти не было. Вскоре приехал Саватей Павлович Черемнов, тоже Ефремов рабочий. Мы готовили землю и сеяли рис и бобы, Саватей ленился. Ефрем уехал, мы с Максимом не слазили с тракторов. Когда уже досеивали, Максим на мотсыклете сломал себе ногу. Саватей уехал в Бразилию за грузом, остался я один. Ну, слава Богу, досеял. Пошли дожди, всходы были хороши, мы начали оформлять документы.

В 1982 году в Боливию старообрядцы поехали с США, из Бразилии. В соборе постановили: хто приедет с США, принимать под правило, так как в США народ живёт слабже, чем в Южной Америке. Наставником выбрали Ефрема Мурачева. Было выбрать кого боле прошше, но у Ефрема сторона была сильна. Поперво всё было хорошо, поехали много туристов из США смотреть Боливию. Игнатий Павлов был из США и был помощником в Боливии наставника, он всех знал, хто приезжал с США. Народу было много.

В октябре пошли дожди, и сильны, мы успели построить себе домик, но крыша была пальмова, прохладна, но от сырости всяка насекома лезет в ету крышу, лягуши, мураши, яшшерки, мыши, змеи и т. д. Усадьба нам досталась на самом краю. У кого рот большой и принадлежит кучке наставника — тому досталась усадьба в сэнтре, а хто безответный и безродный — тому на краях да с жунгляй.

Всего за три-четыре месяца спокойствия пошла вражда, потому что как хто приедет из США свой, родственник или знакомый, тот молится вместе, а как чужой и не из ихнего кружка, так под правило. Пошёл ропот, злоба: но почему?

Пришлось мне ехать в город Санта Крус. В гостинице «Санта Барбара» оказалось забито нашими. Мужики увидели, что я в городе, вечером приглашают погулять. Отвечаю:

— Деняг нету.

Ответ:

— Замолчи, на вот пачкю деняг, и поехали.

— Мне не надо долгов.

— У тебя никто их не справлят, поехали!

— А куда?

— Замолчи!

В те времена всё было дёшево, разменяешь сто долларов — ето казалось много деняг. Садимся в такси и едем в центр, подымаемся на седьмой этаж и заходим в японский ресторан. И что же я там вижу? Полный ресторан старообрядцев! В деревне старики, женчины да дети, а остальные все здесь. Мне показалось жутко, и тут понял, почему вражда: значит, кто-то должен молиться вместе, а хто-то нет, а тут все вместе! Теперь понятно: лицемеры.

После ресторана повезли меня на тансы, подпили, что танцевать, — долго не танцевал. Мужики увидели, что хорошо танцую, — ну, везде ура. Дальше и табак пошёл в ход. Думаю, испытаю, чем занимаются наши мужички, на етот раз всё. Тут часто приходилось ездить в город: оформление, то переселенсы просют переводшика, то груз везти — всё каждый день новости. Мужички насмелились сводить меня к девушкам. Ну что, всё хорошо.

Я запереживал: а что будет дальше? Марфа стала похварывать, младший сын Илья слабенькяй, продукту не хватат, хозяин нервничат, Ефрем в Бразилии загулял, деняг не посылает, рис, бобы травой зарастают, Марфа забеременела, ослабла. Петро Поликарпович видит, что урожай теряет, сделался злым эгоистом, Максим и Саватей ушли, остался я один, и он высыпался — всё на мне. Наш договор толькя посев, но мне приходилось всё работать: дрова рубить, в ограде полоть, в огороде полоть, чуть не самого Петра перешпиливать [90]. Что скажет, то и делаешь, знал, что возражу — и продукту лишит, и так уже голодовали. Ну, я успевал. Как дождь, берёшь удочки, и бегом на реку Рио Гранде пять километров. Дорогой наловишь кобылок [91], всяких разных скакучек, наживляешь и в воду, полтора-два часа, и едва несёшь домой; бывало, излишки несёшь, кому трудно было.