Повесть из собственной жизни. Дневник. Том 1

и совершенно разочарованная села на место. Вечер был скучнее прошлого, может быть, это мне так казалось. Меня расстроило не отсутствие на этот раз успеха; я знала, что прошлый раз было так только потому, что я выступала неожиданно, удачно было стихотворение, и потому еще, что среди бесконечных завываний раздался простой человеческий голос. А тут передо мной выступал только один Г. Иванов, который все-таки, как-никак, не мальчишка и не особенно завывал, да и я сама читала скверно, вероятно потому, что мне не хотелось. Когда мы уходили, на лестнице меня обогнал какой-то господин: «Хорошо, хорошо, барышня. По первому продолжайте, а не по второму, второе плохо, не ломайтесь. Первое очень хорошо, по первому идите. Так и Адамович сказал». Я совсем расстроилась. Неужели же «Неведомому другу» — ломанье? То стихотворение, которое я считала хорошим, Адамович, повторивший в своем докладе все мои положения, — вдруг нашел ломаньем. Вот тебе и раз. Мне хочется познакомиться с Адамовичем и поговорить с ним, если он не будет держаться «генералом». Я в Париже только два стихотворения написала. Мне ясно теперь, что я стою в тупике, что нужно искать чего-то нового. Даст ли мне это «Союз молодых литераторов и поэтов в Париже»? Или придется опять ползать в темноте и из одного тупика лезть в другой? Страшно мне.

В воскресенье утром рано к нам пришел Илюша (я еще не писала, что он был у нас?), и мы отправились на экскурсию. Хотели пойти в Grand Palais [386], где помещается музей живописи, но он теперь присоединен к выставке, и мы пошли оттуда в Лувр. Переходили Champs-Elys'ees [387], Place de la Concorde, — Илюша был прямо в восторге. Мы с ним пошли в Лувр, а Папа-Коля с Мамочкой отправились на собрание Респ<убликанско>-Дем<ократического> Объединения. [388]Я водила Илюшу по знакомым залам, потом пошли с ним в морской отдел и осмотрели те залы, где прошлый раз ничего не видели от усталости.

В понедельник был Нёня, вечером Сережа и Андрюша. Андрюша и не думал жениться (я это уже знала). Одно меня порадовало, что он сильно полевел.

Во вторник поехала к мадам Гофман. Проработала у нее весь день. Вышивала шелком уже тонкую работу. Хорошо, только медленно. Вечером она говорит: «Ну что же? Работы сейчас нет. Приходите в четверг, может, будет работа. Я уже заплачу тогда. Тогда поговорим, если хотите работать у меня». Работы нет, я это знала и решила поступить на «Houbigant» [389], тем более что Алекс<андр> Алек<сандрович> был настолько любезен, что ездил к Дмитриеву и достал у него нам всем рекомендательное письмо к директору, а директор — его друг. Потому-то там столько русских и работает.

Вечером были в Сорбонне на празднике «Дня русской культуры». [390]Ирина Энери, Могилевский и еще какой-то виолончелист играли «Трио» Чайковского; пел Смирнов, замечательное сопрано — Ксения Бельмас. Вообщем, выступали настоящие артисты. И столько новых чувств и волнений, какой-то легкости, чего-то хорошего, хорошего. Ну, на «поэтические» темы я писать не умею, вот проза.

Это было сегодня. Я собралась ехать на «Houbigant». Уже когда я уходила, Папа-Коля крикнул из окна, что он тоже пойдет. Пошли вместе. «Тебе-то зачем идти?» — «Во-первых, тебе помочь». — «Мне не надо». — «Ну, сам буду устраиваться, а потом просто не хочу дома сидеть». Вот она, правда-то. Да, это верно, что дома сейчас тяжело.