Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Вот Вася и ушел. И если он придет ко мне в комнату, то уже не тем. Все кончено.

Сегодня я вела себя невозможно. После вчерашней сцены была реакция. С Васей опять были недомолвки. И последние полторы недели вдруг показались мне в другом виде, я поняла, что ничего не было, что это была только моя выдумка. Кончилось тем, что я глупейшим образом разревелась. Вася старался меня утешить и понимал в это время мои чувства и мысли лучше, чем я сама. «Вы сердитесь на меня?» — спрашивает. «Честное слово — нет». — «Я во всем виноват?» — «В чем?» — «Да во всем». — «Нисколько не вы, а я». — «Ну, да!» — «А разве вы чувствуете за собой какую-нибудь вину?» — «Да, чувствую». — «Нет, нет, Вася, совсем даже нет!» Он старался очернить себя, говоря, что он пустой человек, что ни на что серьезное не способен и т. д. «Теперь я все понял. Я понял еще тогда, когда вы меня ругали, называли трусом. Ну да, я трус». Только в этот момент я почувствовала, как сильно я его люблю, как он мне дорог. «Ну, не нужно расстраиваться, ведь все пройдет? Правда?» — «Ну скажите, что мне делать, чтобы загладить все? Так не будете расстраиваться? Ира, не надо, не стоит!» Он ушел, а я долго, долго плакала. И тут я поняла, что слёзы могут облегчать горе. Не то чтобы я успокоилась совсем, нет, а просто стало как-то светлее на душе, яснее. Мне не в чем его упрекать, даже в том, что он закончил эту игру. У меня просто не хватило силы воли порвать то, что начиналось, хоть я и могла видеть все уродливые концы. Я их не хотела видеть. Он оказался благоразумнее меня, это не трусость, как он сказал, а разум. Когда мне захотелось кокетничать с ним, я не думала, что все это примет такую форму. Мне казалось, что я ему сверну голову, а вышло наоборот. Мне только неприятно, что он понял больше, чем я хотела. Поэтому мне хочется еще раз повидаться с ним наедине. Пусть заглянет в мою «вторую душу», он уже и там слишком хорошо знает меня, так пусть узнает всю. Не знаю, какие у нас будут отношения. Все равно о нем у меня останутся самые хорошие воспоминания. Хотела бы, чтобы и он меня не поминал лихом.

Только полторы недели! Но эти полторы недели имеют в моей жизни больше значения, чем три месяца с Косолапенко и десять месяцев с Лисневским.

14 января 1924. Понедельник

Последний разговор с Васей. До сегодняшнего дня еще ничего не было кончено. А сегодня — конец.

Мы сидели у меня. Обычные недомолвки. Я спросила его: «Да или нет?» и загадала: любит ли он меня. Он ответил: да, и стал добиваться вопроса. Кончилось тем, что я написала на клочке бумажки: «Есть ли у вас ко мне хоть немножко чувства симпатии?» И он написал свое желание. Он долго не хотел давать, и мне пришлось уступить и первой бросить ему свою записку. Он прочел и опустил голову. «Ну, теперь дайте вашу!» — «Мне стыдно». — «Вы дали слово». Он бросил свою записку, там было написано: «Я хочу вас поцеловать». Он покраснел и спрятал лицо. «Вот видите, как глупо, я бы не дал, если бы не дал слово». — «А что вы мне ответите?» После долгого колебания и отнекивания он написал: «Вы мне нравитесь, но любить Вас я не могу: я на это не способен». Я улыбнулась и скоро расплакалась. Он опять старался меня утешить, ругая себя. Я показала ему последнюю запись в дневнике. Мне хотелось ему сказать все. «Да! Я в тот вечер в Вас искал другого». — «Чего же?» — «Этого нельзя сказать! Это подлость». — «Нет, теперь уже надо все говорить». После долгого колебания он написал одно только слово: «Страсть». — «Что вы понимаете под этим словом?» (Я все плакала.) Он пожал плечами. «Вы это испытывали?» — «Да, в тот вечер». — «Все-таки я не понимаю, что вы тогда хотели». Он стоял передо мной. «Я… хотел… вами… Дальше понятно». — «Нет. Скажите, напишите!» — «Нельзя. Это гадость! Вы будете считать меня подлецом!» А спустя несколько минут написал: «Обладать». — «Что ж? Попробуйте!» — «Нет. Я вас не понимал тогда…» Тут вошла Мамочка. Я старалась спрятать лицо, но она сразу заметила красные глаза и замешательство. «Ну, что тут у вас произошло?» Вася нашелся: «Да так! Поругались немного». Мамочка скоро ушла, а мы стали совещаться, как бы спрятать концы в воду. Я плакала. Вася стоял надо мною и взял меня за руки. Потом положил голову на плечо и успокаивал, и поцеловал в голову. Я посмотрела на него: «Вася, никогда не обманывайте меня!» — «Я не обманываю». — «Вы больше не придете сюда?» — «Приду». — «Обещаете?» — «Да». — «Так же, как и теперь?» — «Только реже. Как в прошлом году». К ужину он ушел. Так прошел сегодняшний день от обеда до ужина. Кончилось все. Вася ушел, и ушла даже и мечта о нем. Что же осталось? Милый, милый Вася! Мне больно, но он не виноват. Он такой милый, порядочный. Чем же теперь жить?

А дома Мамочка с Папой-Колей долго допытывались, что между нами произошло. Я отвечала: «Ничего». Мне нездоровилось, я кисла, даже мерила температуру. «Не обидел ли, не сделал ли чего-нибудь дурного?» — «Просто у меня такое нервное состояние. Вот и сейчас плачу». Пока на этом дело и кончилось.