Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Я не умею говорить слова,
Звучащие одними лишь словами.
Я говорю мгновенными стихами,
Когда в огне пылает голова.

Мне слух не ранит острая молва,

Упрек не тронет грязными руками.
А восемнадцать лет — как ураган, как пламя,
Вступили наконец в свои права.

И если кто-нибудь войдет ко мне,

И взглянет мне в глаза улыбкой ясной, —
Он не таким уйдет назад. Напрасно

Он будет думать о своей весне.

Я так беспомощно, так безучастно
Томлюсь в каком-то жутком полусне.

II

Молчание мне сказку рассказало,
Мне что-то нашептала тишина.
Ведь для меня здесь веяла весна.
Я прежде этого не понимала.

Ведь для меня немая гладь канала,

Веселый воздух, утро, тишина
И на песок приникшая волна.
Мне этого казалось слишком мало.

А дома, жарким солнцем разогрета,

Весь день не говорила я ни с кем.
Сидела в темноте, не зажигая света.

Потом я стала думать о тоске.

И вот теперь — как ветер на песке —
Весь вечер буду рисовать сонеты.

26 — V — 24

Вчера

В душе поднималась досада
За тихий потерянный вечер,
За то, что в томительной скуке
Уходят беззвучные дни.

Казалось, что солнца не надо,

Не надо закутывать плечи,
Сжимая распухшие руки,
В зрачках зажимая огни,

Смеяться задорно и смело

И тихо, как будто случайно,
Веселое, звонкое имя
Бросать, осторожно дразня…

Но все отошло, надоело…

Но сердце темно и печально…
И мучает вечер пустыми
Мечтами сгоревшего дня…

Мечтала над томиком Блока,

Стихи наизусть повторяя.
А после опять пробегала
Знакомые строки письма.

И где-то далеко-далеко

Проснулась тревога глухая,
И снова душа тосковала
Под гордым безверьем ума.

А там, за стеной, говорили,

Чтоб я приходила — кричали,
И как-то была я не рада
Звенящему ямбу стихов.

Дрожали вечерние были,

Неровно, мертво и печально.
В душе закипала досада
На холод растраченных слов.

4 — II —24

Она

Такой скучающей и молчаливой
Ведет ее судьба.
Она — мучительно самолюбива
И жалобна слаба.

Проходят дни туманной вереницей,

И плачет в них тоска.
По вечерам над белою страницей
Дрожит ее рука.

В ее глазах — бессмысленно и скучно,

Душа ее — мертва.
Быть может, потому так однозвучны
Всегда ее слова.

С гримасою развенчанной царицы

Беспомощно живет.
А что порой в душе ее творится —
Никто не разберет.

Глядит на все с неискренним презреньем,

С беспомощной душой.
Вот почему с таким ожесточеньем
Смеется над собой.

Пусть говорит, что ей во всем удача,

Что в жизни нет «нельзя»,
Ведь часто по утрам красны от плача
Бесслезные глаза.

Ведь жизнь одна. Ведь юность хочет дани,

И… некуда идти.
И даже нет лукавых оправданий
Бесцельного пути.

21 — VIII — 24

* * *