Повесть, которая сама себя описывает

— А я, к вашему сведенью, взял и компас, и карту.

— Ой, Олежек! А ты рацию, не дай бог, не забыл?

— Да! И главное — лыжи дома не оставил?

Тут трамвай зазвенел и тронулся. Начинался маневр. Вагон сдал немного назад, затем подался вперед и, со свистом выпустив пары, снова остановился. Кирилл, залихватски сдвинув на ухо берет, встал к штурвалу.

Что?

А что? Ничего. А, ну да, пары со свистом — это, пожалуй, преувеличение. Но что Кирилл встал у штурвала — это истинная правда. Кирилл действительно стал у трамвайного штурвала. У трамваев есть штурвалы, совсем как у кораблей или больших самолетов! Или почти совсем. С той разницей, что они не в рубке вагоновожатого, а в салоне. Точнее, на тормозной площадке салона. Вагоновожатый действительно не стоит за штурвалом, но пассажир может. Вопрос — зачем?

Вот этого никто не знает. Может быть, это какой-нибудь там тормозной штурвал, нечто вроде тормоза Вестингауза. Или приспособление для сцепки вагонов вручную. Вероятно, вагоновожатые былых времен могли бы ответить на этот вопрос, но они вымерли, прошу прощения. За слово «вымерли». Они же не динозавры какие-нибудь. Они люди и поэтому умерли. А трамвай остался. Один-единственный трамвай со штурвалом. Каковой трамвай и было решено направить по самому жалкому и ничтожному в городе маршруту. Точнее, два таких трамвая. От кольца Виза до Мертвой Электростанции.

Когда-то она была живой.

Точнее — действующей. Потому что называть ее живой не хотелось бы (хотя впоследствии, вероятно, и придется). Потому что одно дело — живая шляпа, и совсем другое — живая электростанция. Живая шляпа в худшем случае может передвигаться по полу. Пусть даже бормотать. В самом худшем случае — летать по воздуху, как это убедительно было показано в мультфильме «Ну, погоди!». Она может самопроизвольно надеваться на головы и душить людей. Но это только в самом худшем случае. А в лучшем — под ней, вероятнее всего, просто сидит котенок, и оттого она кажется живою, а она обыкновенная, мертвая. Совсем не то электростанция. Если простая живая шляпа летает по воздуху и душит людей, то что могла бы натворить Живая Электростанция! Ужас! Даже нелетающая. Просто ползающая. Повсюду, и могущая бить все и вся, что ей заблагорассудится, своими мегаваттами и киловольтами. А уж о Летающей Живой Электростанции и подумать страшно.

Так вот, описываемая нами электростанция была не живой, а всего лишь действующей, да и то очень давно. На пуске ее присутствовал сам знаменитый писатель Аркадий Гайдар и, как известно, сошел с ума. Но несмотря на это, электростанция еще много лет подавала ток в рабочие и промышленные кварталы Свердловска. Тогда это был еще довольно архаичный, хотя и горнозаводский, город…

(Чтобы проиллюстрировать его архаичность, достаточно одной детали. На противоположной окраине города существовал некогда поселок Изоплит. Никто не знает, откуда произошло это название. А мы знаем. Оно произошло от словосочетания «изоляционная плита» путем сокращения основ. Там, в этом Изоплите, собственно, и производили эти самые изоляционные плиты. Но самого главного не знает никто, даже мы. Главное — из чего их изготавливали. Все хоть сколько-нибудь знакомые с электричеством люди думают, что из фарфора, или эбонита, или стекла, или резины, или пластмассы. На самом же деле — из торфа. Можете себе это вообразить? Едва ли.)

…И очень невзрачный. И это еще мягко сказано. Скорее всего, это был город довольно жутковатый, особенно по ночам. Вспомним, что писал о быте Свердловска В.В. Маяковский: «Лежат в грязи рабочие, подмокший хлеб жуют». Что уж и говорить о его окрестностях и окраинах! На одной из которых и действовала тогда электростанция, оснащенная этими невообразимыми торфяными изоляторами.

Прошли годы, и ужасное детище первых пятилеток наконец прекратило давать ток. Теперь электростанция стала не Живой и даже не действующей, а нормальной, мертвой.

Однако остов ее, чопорный и гордый, остался. А вокруг остова этого оставались и россыпи деревянных частных домишек, деревянных же казенных двухэтажных бараков и даже несколько бараков кирпичных, благоустроенных. Нельзя было оставлять пусть и немногочисленных, но все-таки жителей этих богом забытых (если не проклятых) земель совсем без транспорта. Это значило бы совсем бросить их на произвол судьбы, а судьба здесь склонна к самому разнузданному произволу. С другой стороны, и проводить хорошие пути сообщения в эту дыру было и дорого, и досадно. Поэтому решено было сохранить ветхую трамвайную узкоколейку и пустить по ней один-единственный трамвай. Немного подумав, городские власти решились даже на два трамвая — один туда, другой обратно. Но уж зато два самых старых, доисторических трамвая, которые не только не жаль потерять, но даже и стыдно пускать по шикарным улицам и широким бульварам индустриального города-миллионера, откопали где-то в депо пару таких. Со штурвалами, за один из которых и встал Кирюша.

Вагон заскрежетал и снова дернулся, да так сильно, что Кирюша охнул, пошатнулся, немного побалансировал и рухнул на пол.