Повесть, которая сама себя описывает

В отличие от всех нормальный людей, Кирюша любил порой закурить-ка папиросу. Как Леонид Андреев. Другое дело, что в свободной продаже были только «Беломор» и «Любительские», дрянь ужасная (а мамочку он в тайну своего курения не посвящал), зато стильно. Хотя все равно этого никто не мог оценить.

Кирюша взял коробку. Там среди табачного крошева оказалось еще штук семь полувысыпавшихся папирос. Достал, дунул в мундштук, прикурил, сделал несколько глубоких зловонных затяжек, а когда курить надоело, пустил в мундштук слюну. Как Максим Горький. Папироса зашипела и погасла.

Стива тем временем бегло обшарил помещение глазами и остановил взгляд на этажерке.

— Этажерка, пожалуй, нам подойдет.

— Да, стильная вещица, — согласился Кирюша.

— Стильная… Стиляга херов, — проворчал Стива. — Не стильная, а сухая, и не ДСП, а чистое дерево. Да еще лакированное. Вспыхнет как порох!

С этими словами Стива сбил этажерку с ножек и стал очень технично расправляться с ней ногами, с громким треском превращая в груду отличного твердого топлива. Закончив свой труд, он собрал получившиеся дрова в охапку. Охапка получилась не слишком объемистая и совсем легкая.

— Так, — решил он. — Однако маловато будет. Ладно, еще чего-нибудь найдем по ходу. Все, Киря, бери топор, пошли домой. Да не свой, на хуй он, сломанный, нужен, мой топор бери.

Вышли из домика. Стива оглядел огород и зловеще воскликнул:

— Заборчик! Мочи его, Киря!

Заборчик был совсем низенький, по колено. Кирюша подскочил к нему и как стал рубать!

— Да не так, обухом!

— Как? — не понял Киря.

— Ну, не острием, а обратной стороной топора! Просто сшибай доски с палки, и все.

Это оказалось очень легко, и за несколько минут Киря оприходовал весь заборчик. Когда он собрал получившиеся дрова, его охапка получилась впятеро больше Стивиной.

— Вот это тема! — похвалил Стива. — Этого точно хватит.

Они вернулись в кашинскую избушку, и Стива стал растапливать печь.

У печки есть такая штучка, а называется она вьюшка. Не юшка, еще раз подчеркиваем мы, а именно вьюшка. Выдвигающаяся железная заслонка, расположенная горизонтально и перекрывающая дымовую трубу. Перед тем, как затапливать печь, вьюшку следует вытянуть. После же топки ее следует, наоборот, задвинуть, и тепло не будет вылетать в трубу. Ни Стива, ни Кирюша, естественно, не подозревают о существовании такой важной печной детали.

Олег вчера вечером открыл вьюшку, но после того, как печь протопилась, не закрыл, ибо был не в себе. Потому наутро в домике было так холодно. (Конечно, главным образом не потому, а благодаря открытой входной двери вкупе с резким похолоданием на улице, но все-таки немножко и потому.)

Итак, вьюшка была открыта. Поэтому Стиве удалось затопить печь. Нет, затопить-то удалось бы и в противном случае, только весь дым повалил бы не в трубу, а в дом, и через пять минут друзья, кашляя и обливаясь слезами, выбежали бы на улицу вон. И, выбежав, ничего бы не поняли, почему так. И неизвестно, что они стали бы тогда делать. Может быть, поехали бы домой. Но история не знает сослагательного наклонения, а в настоящей реальности вьюшка была открыта. И Стива, ничего об этом не подозревая, успешно растопил печь.

Скоро в домике стало совсем тепло, а еще вскоре — даже жарко. И друзья самым непринужденным образом сели за стол пить водку. После полбутылки им показалось, что пришло самое время решить проблему пропавшего товарища. И вот что: нужно пойти по кровавым следам и найти Олега, которой, впрочем, судя по тому, что он так и не вернулся, спился и замерз под забором. Стива сунул за пазуху бутыль и сказал:

— Айда. На обратном пути заодно еще дров прикупим!

Шутка про «прикупим» чрезвычайно понравилась обоим, так что долго еще они повторяли ее на все лады.

Замерзшие кровавые капли вывели их с крыльца и потерялись в покрытой инеем траве. Кирюша в недоумении остановился. Стива же уверенно сказал:

— А здесь в город всего одна дорога.

Так оно и было, но ведь дорога о двух концах. И они пошли, двое против ветра, к одному из ее концов. Конец подкрался незаметно. Заборы и домишки, при свете дня оказавшиеся еще более страшными, чем казались вчера, довольно скоро сошли на нет, а дорога продолжалась. Теперь по обе стороны от нее пронзительно шелестела, порою склоняясь до самого тына, сплошная стена камыша выше человеческого роста. Дорога стала уже, запетляла и после одной особенно мертвой петли вдруг кончилась.

Это было небывалое, никогда не виданное гран-туристами прежде и захватывающее дух зрелище.