Повесть, которая сама себя описывает

Именно поэтому я и говорю о нездоровом антисемитизме. Я, в общем, не против антисемитизма здорового, но Стиву иногда явно заносит, и тут уж не воспитывать надо, а наказывать, а то и лечить. Да, здоровый антисемитизм! Это значит вот что: ксенофобия в чистом виде, наивная ксенофобия как таковая. Просто боязнь чужого или неприязнь к нему. Окончательное уничтожение ксенофобии как таковой до сих пор лежит в области анекдотической фантастики. Говорят, ее можно и нужно преодолевать. Можно преодолеть ее по отношению к людям другой национальности или вероисповедания. Потом — другого цвета кожи. Потом — другой сексуальной ориентации. Потом — других моральных принципов. Потом — другого биологического вида. На каком этапе вы остановитесь — вот в чем вопрос. Конечно, кришнаиты в меньшей степени ксенофобы, чем европейцы, потому что у европейцев существует традиционный запрет на поедание людей, а кришнаиты не едят животных вообще. И если сегодня на Западе активно защищают пресловутые права человека, то ведь это очень незначительный шаг по преодолению ксенофобии, а главное — непоследовательный. Потому что, а как же животные? Вы скажете, что существуют общества защиты животных? Существуют! Но охрану, скажем, бобров и при этом уничтожение крыс я назову зоологическим нацизмом и буду прав. А прополку грядок — ботаническим нацизмом.

Поэтому не надо бояться ксенофобии — наоборот, надо принять ее в себе как нечто неизбежное. И когда мне в очередной раз не нравится какой-нибудь человек только потому, что он вавилонянин (ох, не люблю я вавилонян!), я говорю себе: «Спокойно, чувак! Это у тебя ксенофобия разыгралась, вероятно, к дождю, а вавилонянин не виноват». И знаете ли, помогает. Если же вы не понимаете того, что существует такое явление, ксенофобия, то вы ищете причины своего раздражения не внутри себя, а снаружи и тогда неизбежно начинаете думать, что виноват все-таки вавилонянин. И что у них был плохой царь Навуходоносор. А за Вавилонскую башню вообще надо убивать.

— Точно! — сказал Стива. — За Вавилонскую башню однозначно надо убивать! Поголовно. Но жидов тоже есть за что.

— И большевичков, да? — уточнил Кирюша.

— Большевичков обязательно! — охотно согласился Стива. — Так что трепещите сегодня у меня оба!

— А вот мы объединимся, как в семнадцатом году, и тогда ты сам трепещи, — пригрозил Олежек.

— Я не хочу, как в семнадцатом, — поморщился Кирюша.

— А что ты хочешь? — спросил Олег.

— Да! Чего ты хочешь, козел?! — поддержал его Стива.

— Вообще-то я хотел говорить об Аполлоне Григорьеве, имея, впрочем, в виду скорее Пушкина.

— Да пошел ты в жопу со своим Пушкиным! — сказал Стива.

— Нет, я категорически не согласен! — возразил Олег. — Пушкин — это наша национальная гордость.

— Да ни фига! — воскликнул Кирюша. — Никакая не национальная гордость, Пушкин — это наше все!

Главы шестая и седьмая

Плотников, или

Встреча с безумными поселянками,

(более структурированная и центонная),

а также Рабочих

Близилась ночь, рельсы несли свой груз.

Трамвай не был полон, фактически он был пуст,

Кроме двух-трех плотников, которых не знал никто,

Судьи, который ушел с работы, и джентльмена в пальто.

БГ, из ненаписанных песен

1

Тем временем за окном как будто стало смеркаться. Олег посмотрел на часы, ничего не понял и взглянул за окно. Тогда он нахмурился.

— Что? — возмутился Кирюша. — Или, может быть, тебе кажется, что не все наше Пушкин?

— Кажется, дождь собирается, — ответил Олег.

— Кажется — креститься нужно, — заметил Стива.

Кирюша немедля снял берет и истово перекрестился.

Напротив сидела бабка с какой-то девкой, вероятно, внучкой. Обе вылупились на совершающего крестное знамение Кирюшу. Он заметил это краем глаза и горделиво совершил знамение еще дважды. Бабка после этого тоже тихонько перекрестилась, а Кирюша получил подзатыльник от Стивы.

— Ты чего? — возмутился Кирюша.

— Че ты опять завыделывался? — тихо спросил Стива. — Перед колхозницей этой, что ли? — и, чуть прищурившись, кивнул на девку. — Ну, поздравляю, докатился! И чего ты, кстати, левой рукой крестишься?

— А я левша! — не показывая смущения, ответил Кирюша. И снова глотнул из фляжки.

И тут раздался удар грома.

— Вот что крест животворящий делает, — поднял палец вверх Олег. — Гром в ноябре месяце!

— Это по Кирюхину душу, чтобы не крестился зря, — выдвинул свою версию Стива. — Ты че, Киря, верующий, я не понял, да?

— Аз есмь! — гордо ответил Кирилл, который, как мы помним, трижды за последнее незначительное время глотнул.

— Бога нет, — сказал Стива. — Это медицинский факт.

— Одни люди верят, что Бог есть, — как бы возразил Олег. — Другие — что Бога нет. И то, и другое недоказуемо.

— Это ты не сам придумал, так и молчи, — сказал Кирилл. — А я, может, из принципа хочу придерживаться красивых обычаев наших предков.

— Жиды твои предки, — отрезал Стива.

— А твои вообще мордва!

— Ну что, что мордва? Вон и у Ленина тоже предки мордва, — вступился за Стиву Олег.