Повесть, которая сама себя описывает

На следующий год практикантка закончила, и ее распределили в один пригородный поселок городского типа, воспитательницей в единственный там детский сад. Приехала уже под вечер, пришла к заведующей. Та обрадовалась новой воспитательнице, сказала, что в общежитии ей дадут отдельную комнату, и проводила. А общежитие — пятиэтажка, и ее комната на пятом этаже. Ну вот, она ее проводила, дала ключи, потому что так-то общага была совсем новая и еще пустовала, и ушла. А девушке чего-то на новом месте не спится. Да еще было холодно, отопление не подключено. Она надела толстый свитер, огромные шерстяные носки и вышла в коридор погулять. Ночь, на этаже никого нет, а она посмотрела на свои огромные носки и вспомнила историю про каргазумов. Стало ей страшно. И вдруг на лестнице слышатся шаги, и в коридоре появляется самый настоящий каргазум. Она в ужасе бежит в свою комнату. Каргазум идет за ней, издавая мерзкие, нечленораздельные звуки. Она давай закрывать замок, да не может вставить ключ, а каргазум тут как тут и уже к ней руки поганые тянет. Девушка выбрасывается из окна.

Потом оказывается, что нянечка родом была как раз из этого поселка, и жил у них такой урод (горбун плюс сильная травма лица), и она, когда придумала историю про каргазумов, его описала. Он же дожил до наших дней и работал теперь дворником в новом общежитии. И у него среди ночи с сердцем стало плохо. А он знал, что там в одну комнату уже заселились, и пошел. А говорить-то не может. Вот так.

— Ужас, ужас! — воскликнул Кирюша и замахал руками, в ответ на что Стива, как обычно, посоветовал не выеживаться. А также не барагозить, если напился. Ну о чем можно с такими уродами разговаривать? И Кирюша замолчал, стал смотреть за окно.

За окном было безприютно. Болтаются ветром мокрые станционные фонари. Стекло и железо пропитываются водой, как дерево. В нижних слоях тропосферы возникают одно за другим разные явления. Крыша гудит под ногами, ветры рвут рельсы и волосы. Происходит всеобщее дрожание, воздух — он дрожит. Дрожат воздушные струны — это летучие, срываясь с проводов, хватаются за них, но все равно падают и бьются, но струны звучат. На улицу льется с неба мутная вода низкой температуры, вызывая дрожь при попадании за шиворот. Капли расплываются на сигаретах, и сигареты тухнут, противно размокая на глазах курильщика. Мокрые, пустые, блестят лотки, а под ними — пыль.

Иногда пролетает электричка и вызывает щемящее чувство, хотя ничего сентиментального нет в этом промельке триглазого чудища, чуждого всему человеческому существу. А в моментальном мире внутри ее вагонов, мире-эфемере, якобы — но ведь и в самом деле! — существующие. Отражения людей на стеклах.

Но вообще-то какая, на хрен, электричка? Какая, на хрен, электричка?! Едем в трамвае, по одноколейной дороге, глубокой ночью, так не токмо что электрички, но и трамвая встречного не может быть, да и автомобиль едва ли. И потом, какие такие лотки в чистом поле? Лучше бы Кирюша занялся обдумыванием нового сочинения, раз предыдущее уже обдумал. А можно даже и того же самого. Потому что готический роман, конечно, круто, но не особенно. Все-таки лучше какой-нибудь такой остросюжетно-психологический. Типа как у Достоевского. И Кирюша занялся, воображая самое себя персонажем собственного же произведения.

Вот они пошли в поход, напились, и Кирюша, обидевшись на мироздание, убежал в лес. По направлению к Здохне. И он услышал всхлипывание. Это плакал... человек? Запахло русским духом. На краю Здохни светлели очертания — это был человек с человечьим голосом, и нестрашным голосом. Кирюша притаился. Листья под ногами дико шуршали.

О! Это девушка сидела на земле. Она уже не всхлипывала и стала посматривать по сторонам. Кирюша решил отступать... Хрустнула! Девушка подскочила, и их глаза встретились...

...— А у вас костер, да? — и неожиданно — у Кирюши перехватило дыхание — вложила свою руку в его. — Пойдем?

Ночь была глухой, а маленькая рука — ледяной, он не то согревался, не то замерзал, во всяком случае, ощущал мурашки, и они шли по страшному лесу рука об руку! Не во сне. Так они возникли в свете костра. Оба приятеля хмуро уставились на это невероятное зрелище.

Тут вагон стал замедлять ход, заскрежетал и остановился. Вагоновожатая прохрипела в динамики: «Электростанция, конечная остановка».

— Приплыли, — сказал Кашин.

— Пипец, пришли, — сказал Стива.

— Здравствуйте, девочки, — сказал Кирюша.

Глава десятая. Их привезли