Повесть о браслете

— О щедрый па благие деяния брахман, постигший глубины четырех вед! Мы не испытываем желания входить в подземные пещеры. Истина, дарованная живущим целую вечность Индрой, озаряет наши священые книги. А разве в нынешнем рождении нельзя увидеть плодов деяний, совершенных в прошлом рождении? Мы не будем купаться в «Причине бытия». И разве есть что-либо недостижимое для тех, кто, не отступая от истины, проявляет сострадание к живым существам? Иди же и припади к благим ногам бога, к которому ты стремишься с таким рвением, и мы также скоро тронемся длинным средним путем.

Они сказали высокочтимому брахману слова благодарности, которые он заслужил, дошли до одного селения и оставшийся день провели в отдыхе, опекаемые помнившим свой долг благородным Коваланом.

На следующий день они снова двинулись в путь, но вскоре черноокая Каннахи и многочтимая Кавунди признались в своей усталости. Они остановились на берегу лесного озера, и Ковалан решил принести воды. Вдруг перед ним появилось устрашающее божество, о котором упоминал в своем рассказе постигший веды мудрый брахман. Приняв облик Васантамалей, служанки Мадави, божество, сгорая от похоти, приблизилось к Ковалану, желая уязвить его сердце страстной любовью покинутой им Мадави. Трепеща, как лиана, волнуемая ветром, божество пало перед ним на колени истерлось ниц, проливая слезы, со словами:

— Когда я вернулась, моя госпожа Мадави сказала, я должно быть, исказила смысл ее слов, иначе Ковалан не мог бы отнестись к ней так жестоко. Выслушав мой ответ, Мадави была так подавлена горем, что на моих глазах потеряла сознание. О, как безмерно тяжела жизнь ганики! Превосходные и постигшие смысл священных книг[71] смотрят на нее, как на тяжелую болезнь, а познавшие многое стараются но смотреть на ее лицо и уходят прочь.

Из холодных с красными белками глаз мнимой Васантамалей катились слезы, похожие на белые жемчужины, которые она смахивала рукой, украшенной ожерельем из жемчужин, сиявших серебряным лунным светом.

— Она прогнала меня, а повстречавшиеся дорогой люди советовали мне идти в древний город Мадуру; я шла с торговым караваном, но горе мое было беспредельно. О наделенный беспримерными добродетелями! Что скажешь ты, чтобы избавить меня от страданий?

Вдруг Ковалан вспомнил предупреждение престарелого брахмана о том, что по этой дороге в глухих джунглях обитает одурманивающее божество. Он знал мантру, вскрывающую обман, и решил при ее помощи узнать, что это за женщина с пятью прядями волос. Стоило лишь Ковалану произнести эту мантру, как дух, имеющий образ женщины, скачущей на олене, взмолился:

— Да, я дух, скитающийся в лесу. На многих я наводила чары, но не говори о том, что я совершила, ни своей супруге, красота которой подобна нарядной лесной птице, ни Кавунди, этой чистейшей праведнице, и продолжай свой путь. — С этими словами дух исчез.

В листе лотоса Ковалан принес прохладную воду, от которой жажда и усталость Каннахи исчезли в одно мгновение, так что они снова могли продолжать свой путь. Когда же солнце достигло зенита и стало опалять землю своими огненными лучами, идти дальше не было сил. Ковалан с украшенной изогнутыми серьгами Каннахи и исполнившей великий тапас Кавунди остановились в цветущей роще, где смешались веберия, белая кадамба, каучуковое дерево конгу и венгай. Здесь, они обнаружили храм богини — обитательницы небес Айяй, девы с лобным глазом, почитаемой небожителями.

В этом лесу обитали люди, которым лук со стрелами вполне заменял плуг, вместо урожая они довольствовались добром путников, идущих самыми глухими тропами. От своей богини они всегда получали покровительство, и победа ниспосылалась им каждый раз, когда они, ведомые богом подземного царства[72], совершали нападение; их безрассудную жестокость и дерзость она считала жертвоприношениями, совершаемыми во славу ее.

Глава XII Гимны мараваров

Когда жаркие солнечные лучи чрезмерно нагрели землю, Каннахи, густые локоны которой источали благоухание, изнемогла от усталости в долгом пути и едва переводила дыхание; ее маленькие ножки были покрыты ссадинами. Спутники решили отдохнуть в одном из тихих уголков храма Айяй, так что никто не знал об их пребывании там.

В племени мараваров, славном искусством метать из лука стрелы сильной рукой и жившем в тех местах, выросла громогласная Чалини, которая совершала жертвоприношения. Однажды посреди селения в окруженной оградой из чертополоха мандре, куда маравары сходятся есть и пить, к их величайшему изумлению Чалини с взлохмаченными космами и воздетыми ввысь руками, словно одержимая самим божеством, забилась в неудержимом танце и громко возопила: