Повесть о черном, белом и красных

Я обернулся, чтобы посмотреть на Альфа, оценил размер его выпученных глаз и мне неожиданно стало смешно. Страх сразу прошел. Если этот железный монстр может двигаться только по специально проложенному для него пути, то какой же он после этого дракон? Достаточно не вставать перед ним. Погнаться за тобой он не сможет. Потом я заметил за домиками на колесах платформу с установленным на ней орудием и мне все стало понятно.

Всего лишь еще одна машина, только большая очень. Я подумал, что понемногу привыкаю к этому миру.

– А вот это, Егор, называется: "бронепоезд", – сказал ехавший рядом Иваныч. – Видел такие?

Вы не поверите, но каждое слово в его фразе было мне понятно. Не зря он всю дорогу сюда разговаривал со мной, не особенно интересуясь, много ли я из его болтовни понимаю. Я, соответственно, не зря слушал.

В свое время с всеобщим языком дома было так же. Сначала ничего не понимаешь, потом слова начинаешь различать, а потом и сам говорить можешь. Вопрос практики. С эльфийским труднее. Там практики мало, по понятным причинам.

– Не видел, – ответил я, старательно выговаривая слова. – Дым. Что это?

– А это паровоз. Ты спрашивай, не стесняйся. Понятно, что ты дикий, но как сказал товарищ Маркс, труд даже из обезьяны человека делает.

"Строевая подготовка – вот что человеком делает. Только ты с нею пока не знаком," – подумал я про себя. – "Она даже из гнома сделает человека."

Это было забавно и я усмехнулся. Человека из гнома – ну, это долго маршировать придется.

Проехав немного вдоль рельсов (Иваныч теперь показывал на каждую вещь и повторял для меня ее название), мы снова свернули к большому каменному зданию, рядом с которым стоял часовой с винтовкой. Зачем стоял? А эльф его знает! На нас он никакого внимания не обратил, занятый разговором с молодой девушкой в белой одежде. Зато девушка нас заметила и, помахав Иванычу рукой, уставилась на меня с открытым ртом. Часовой соизволил обернуться и тоже остолбенел. Когда он пришел в себя, они снова о чем-то зашушукались, время от времени оглядываясь в мою сторону.

– Вот он, значит, штаб бригады, – сказал Иваныч. – Сейчас доложусь и… А вот и комбриг!

В вышедшем из штаба человеке военного, в отличии от Иваныча, было видно сразу. Даже по тому, как на нем сидела форма, можно было определить, что в армии он не меньше половины жизни. Но вот как издали понять, что он чем-то командует, оставалось для меня загадкой.

Увидев нас, комбриг остановился и направился к нам, раскинув руки в стороны. У них тут такой обычай, что-ли, постоянно обниматься?

– А я вас уже похоронил! Сделали дело? – спросил он, закончив с нежностями.

– А то! Конечно сделали, – ответил Иваныч. – Правда, на обратном пути с беляками пришлось схлестнуться. Но ничего, обошлось. Здесь-то как у вас?

– Как обычно. Казаки иногда наскакивают, но ничего серьезного. Кто это с тобой?

– А это, ты не поверишь, артисты цирковые. Иностранцы. По-нашему не говорят почти. Этого, черного, Егором зовут. Его беляки шашками искололи и помирать бросили, но он, понимаешь, взял и оклемался. А тот – Белов, мы его из плена спасли. Он вроде как врач. Саньке руку поправил – сразу болеть перестала.

Иваныч, видимо, уже настолько привык к своей версии нашего с Альфом происхождения, что она стала казаться ему единственно верной и правильной. Командир бригады тоже в ней сомневаться не стал.

– Вот уж действительно: Черный и Белов… Врач в лазарете всегда пригодится, а этого, здорового, куда хочешь?

– В пулеметный взвод.

– Дело! Пусть-ка "льюис" потаскает. Днем заходи ко мне, побазарим за рюмочкой чая. Есть, что обсудить.

– Что это – "льюис"? – спросил я, когда комбриг повернулся и направился к коновязи.

Мои спутники, которым видимо всё на свете казалось смешным, снова заржали.

– Увидишь! – пообещал Иваныч, который тоже улыбался. – Тебе понравится.

Глава девятая

Он не ошибся. Мне действительно понравилось, как понравилось бы любому нормальному орку. "Льюис" оказался механизмом для скоростной стрельбы, "пулеметом". Это уже был не карабин, а нечто гораздо более серьезное. В его магазине помещалось почти полсотни патронов и выпустить их можно было очень быстро. Я даже пострелял из него немного, а учителем моим был тот самый любитель орехов по имени Санька, которому Альф заговорил руку.

– Слышь, а че Василий Иваныч говорил, что ты по-нашему не понимаешь? – спросил он меня ближе к концу дня. – Всё ты понимаешь.

– Плохо, – ответил я. – Не всё. Слов мало знаю.

– Фигня! У нас в отряде китаец был – вот он на самом деле ни черта не понимал. А ты – как с пулеметом родился.

Я был польщен. Хотя если ты умеешь воевать, то ты умеешь воевать чем угодно, а меня этому делу с детства учили. Я ведь не зря так быстро научился говорить с местными. Такое тоже уметь надо и не каждый сможет подхватывать всё на лету.