Повесть о детстве (Художник Р. Гершаник)

Сема внимательно слушал нищего, а он пел еще и еще, без слуха, без мелодий, без голоса, и все его песни кончались одним смешным и жалким припевом:

Твоя талия и твой фасон…
В сердце горит огонь.

Сема пошел дальше, заглядывая в богатые витрины магазинов, рассматривая дома, балконы, крыши. «Все железные! — с завистью подумал он. — И хоть бы одна крыша попалась соломенная или черепичная. А дорогу выложили камнем, как будто семечки в землю повтыкали. Тоже выдумка!» И хотя все виденное нравилось Семе, он не переставал фыркать и брезгливо выпячивать нижнюю губу. Он завидовал. А когда Сема увидел несущийся по улице зеленый вагон, запряженный четверкой строптивых коней, он замер от восхищения. Город есть город, что говорить!

Неожиданно Сема почувствовал на себе чей-то взгляд. Он удивленно оглянулся. Никого не было. Только около бакалейной лавки, прислонившись к железным перилам, стоял молодой человек в рваной куртке с худощавым заросшим лицом. Он как-то очень знакомо щурил глаза, веселые и быстрые, и казалось, что все устало в человеке: и руки, и ноги, а вот глаза — нисколько. Сема тихо, как бы про себя, произнес: «Трофим!» И через секунду они уже сидели рядом на бульварной скамье.

— Вы устроили меня на работу, — торопливо заговорил Сема, точно боясь, что им помешают, — и на другой день вас не стало. Бабушка меня спрашивает, где он, а что я могу сказать?..

— Работаешь? — спросил Трофим.

— Сбивщик я, — с гордостью ответил Сема. — А вы?

— Я очень устал, — тихо сказал Трофим.

Долго сидели они молча друг подле друга, и Семе очень хотелось сделать что-нибудь хорошее своему любимцу, но он не знал, с чего начать. Одежды у Семы лишней не было, вот, может, деньги? Сема вспомнил, что в кармане у него запрятаны два рубля, взятые у «мамаши».

— Трофим, а Трофим, вам деньги нужны? — спросил он, стесняясь своего вопроса.

— Нужны, — просто ответил Трофим.

Сема протянул ему две бумажки. Трофим встал, сосредоточенный и угрюмый.

— Вот и простимся, — сказал он и улыбнулся. — Как папин кусочек?

Сема молчал, ему не хотелось расставаться.

— Парень ты взрослый, — продолжал Трофим, — понимаешь. Дома нет у меня. Мать не считает живым… — Лицо его стало строгим и даже злым. — А вот выживем, Сема. Нет нам никакого резону умирать!

Он потрепал Семин чуб и, хитро сощурив глаза, спросил:

— Что, работник, не пьешь?

— Нет, — испуганно ответил Сема.

— Держись! — предупредил его Трофим шепотом. — Отец придет!

Трофим ушел, а Сема все сидел на бульварной скамье и задумчиво повторял его последние слова: «Отец придет». Значит, жив? Значит, это может быть? Он встал и побежал к реке так быстро, как будто погоня неслась за ним.

— Отец придет, — повторял он на разные лады, жалуясь, спрашивая, угрожая кому-то. — Отец придет!..

Он лег в траву на берегу реки и сразу уснул. Когда Сема открыл глаза, спускались сумерки, тихие и осторожные, и казалось — им тоже было жаль уходящего дня. Сема оглянулся, привстал и потом вновь опустился на траву, удивленный и испуганный. На берегу реки стоял монастырь — большой, загадочный и молчаливый. Высокие каменные стены с бойницами окружали его. Они были так высоки, что из-за них едва-едва виднелся золотой купол.

Сема прошелся по монастырской насыпи, подошел к старым стенам монастыря и услышал несущийся откуда-то издалека торжественный голос органа. Шумно и тягостно-однотонно вторили ему, гремели и замирали тяжелые колокола. Стоя у этой большой стены, Сема почувствовал себя таким одиноким, беззащитным и маленьким, что ему захотелось молиться богу. Взглянув на купол, такой далекий, уносящийся к небу, Сема снял шапку и тяжело вздохнул.

Красные стены, бойницы, из которых когда-то глядели угрюмые жерла пушек, тяжелые мраморные доски с надписями на чужом, непонятном языке, люди в коричневых рясах, выходившие из широких ворот монастыря, рождали в Семе какие-то смутные мечтания о далеких, неведомых землях. Ему вдруг мучительно захотелось уйти навсегда из-под низкой крыши местечка.

Неожиданно кто-то тронул его осторожно за локоть. Рядом стоял Пейся, запыхавшийся и утомленный.

— Весь город обегал, тебя искал, — сказал он, вытирая пот. — А я на базаре был. Ужас! За курицу, как за быка, дерут.

— Молчи, — попросил его Сема, — молчи, ради бога!

Он продолжал смотреть на замок удивленными детскими глазами. Кто эти люди в рясах? Кто воздвиг эти стены? О чем думали люди, строившие монастырь сто или тысячу лет тому назад? Только сегодня, здесь Сема узнал, что мир уже долго жил до него, что мир стар. Ему хотелось припасть ухом к высокой мокрой траве и услышать, что происходит там, под землей.

Ему хотелось узнать, кто раньше ходил по этому берегу, кто взбирался по его крутым холмам, кто первым сидел у этой шумной роки. Спрашивать было не у кого. Они молча побрели на заезжий двор, спотыкаясь о камни, пугаясь больших и тяжелых теней монастыря.

ДОБРАЯ УСЛУГА