Повесть о детстве

Пейся с важностью закурил папироску и, небрежно кивнув головой, направился к дому. Шера молча протянула Семе руку.

— Что ж ты молчишь? — удивился он. — Говорила, что хочешь с нами, а теперь молчишь.

— Я уже не хочу, — призналась Шера.

— Не хочешь? — не веря своим ушам, с возмущением воскликнул Сема. — Не хочешь?.. Ну что ж, никто кланяться не будет. Не надо. Тебе еще снисхождение делали. Женщина — это не мужчина!

— Не мужчина, — тихо согласилась Шера.

— Так почему же ты передумала? — Сема уж не мог остановиться, все кипело в нем, и он смотрел на Шеру злыми глазами. — Женские фасоны! Ты хочешь, чтоб надо мной весь уезд смеялся.

— Я не хочу.

— Так почему же? Или ты испугалась работы? Ты думала, что тебя будут катать на колесиках?

— Тише! — Шера с удивлением взглянула на Сему. — Не кричи на меня посреди ночи.

— Еще не ночь, — смущенно сказал Сема. — Отвечай, почему ты передумала? Считаю до трех.

— А что будет потом?

— Я уйду.

— Нет, Сема, — ласково улыбнулась Шера, — это же некрасиво. Какой кавалер бросает женщину? И ты не обижайся. Я передумала потому, что и там буду сидеть как дура. Да, да! Говорить я не умею, спрашивать — стыдно. Я даже не знаю, что такое собрание. И все будут недовольны — черт принес эту девочку, сидит молчит — ни туда ни сюда!

— И туда и сюда! — радостно воскликнул Сема. — И это все? Глупая, а что такое я? Я тоже не все понимаю. И мы будем вместе.

— Вместе? — недоверчиво повторила Шера. — Вместе? А сам все время шушукается с этим Пейсей и меня посылает вперед. Что я — ребенок? Ты думаешь, мне очень нравится быть одной? Вдруг выдумали, что со мной нельзя ходить по улице. И хотят, чтоб я от этого радовалась. Ходи одна! Попробовал бы ты!

Сема почувствовал себя неловко. «И зачем я послушался Пейсю! Приказа ж такого нет — с девочкой не ходить. Если б это было так важно, Трофим бы не забыл и вывесил воззвание: „Молодые люди, ходите отдельно!“»

— Шера, — тихо сказал он и осторожно положил руку на ее плечо, — кончено, ходим вместе.

— Скажи: ей-богу.

— Мне нельзя.

— Нет, скажи! — сердито повторила Шера.

Сема глубоко вздохнул, тихонечко прошептал «не» и потом уж громко произнес:

— Ей-богу.

Все было в порядке. Шера не заметила хитрой проделки и поверила ему. Они еще стояли несколько минут молча, и Сема неловко и стыдливо гладил маленькую руку Шеры.

— Ты мой милый! — тихо сказала Шера, поднимая голову и засматривая в глаза Семы.

— И ты моя милая! — повторил Сема улыбаясь.

— Ты мой самый задушевный!

— И ты моя самая задушевная!

Но в это время послышались шаги, кто-то показался на улице. Сема вздрогнул и стремительно отбросил руку Шеры.

— Что такое? — испуганно спросила Шера.

— Ничего, — торопливо проговорил Сема, — нас, кажется, заметили.

— И что же?

— А где была твоя рука?

— В твоей руке.

— И ты думаешь, что ей там место? — строго спросил Сема.

Но Шера не нашла что ответить. Она с недоумением посмотрела на Сему, и он, как всегда, сразу понял, что сказал что-то лишнее.

— Спокойной ночи, — смягчился Сема. — До завтра.

— До завтра, — покачала головой Шера, — до завтра!

Она поправила платок и медленно пошла домой. Сема провожал ее глазами. Теперь уж все мысли покинули его, и осталась только одна: обернется или не обернется? Сема с волнением следил за Шерой: вот она почему-то остановилась, вот она подняла воротничок жакетки… Обернулась! Обернулась, увидела его и замахала рукой. «Интересно! — размышлял Сема, глядя ей вслед. — Она там догадалась, что я еще тут!..»

* * *

На собрание пришло пять человек. И их всего было пятеро с матросом в ту пору… Много позднее, когда из уезда приехал инструктор организовать ячейку союза молодежи, его встретили сумрачно и сразу взяли под подозрение. Какая ячейка? Куда еще записывать? Мы — юные большевики и никаких ячеек не позволим! У Семы было огромное желание выставить инструктора из местечка, и Трофиму пришлось потратить немало труда, чтобы убедить его, что ячейка — это то самое, что у них уже давно существует, и инструктору остается лишь взять их всех на учет…

Первым на собрание явился Антон. И Сема хорошо знал, почему он опередил всех. В комнате стояла фисгармония Магазаника, крышка была поднята, клавиши открыты. Антон что-то играл. Вспотевший и утомленный, он тяжело опускал указательный палец и ждал появления звука. Увидев Сему, он небрежно взглянул на него и принялся с новым усердием стучать по клавишам. Через несколько минут он поднял голову и спросил:

— Угадай, что я играю?

Сема смущенно развел руками:

— Не знаю.

— А это? — Антон опять застучал пальцем.

— Не знаю.

— Ни одного мотива не знаешь! — удивился Антон и с сожалением покачал головой: — Жаль!

— А мне нет, — улыбаясь, ответил Сема, глядя на вспотевшего музыканта. — Подумай сам, что это за музыка, если надо работать руками и ногами? Там дави, тут стучи! Нет, это не для меня.

— Как хочешь. — Антон обиженно пожал плечами и, повернувшись к клавишам, ударил обеими руками. — Вот это собирается гроза… А это гром… Похоже? А это стучат по крыше!..