Повесть о днях моей жизни

   Абыщите все фатеры,

   Эй, лю-ли, ти-лю-ли,

   Сицалиста не нашли!..

   Дениска, отпихнув к залавку мать, пустился в пляс.

   Фить! Фить! Тру-ля-ля!

   Ходи хата, ходи печь,

   Хозяину негде лечь!..

   -- Й-их-й-их-иха-ха!.. Играй, Настюха, в губы!..

   -- Пляшешь, свищешь, молодец, -- укоризненно проговорила моя мать, хлопая Галкина ладонью. -- А поди-ка, намаялся в неволе-то?

   -- В какой неволе?

   -- В острожной, в какой же? Там ведь розгами бьют...

   -- Плети, плетень! -- перебил ее Дениска. -- Кто его может ударить такого!.. Ну-ка, расскажи, Прош, как так у вас...

   -- Там парод, парень, фартовый! Ночь -- на "винту", а день -- гуляй, слоняйся, сколько душе влезет!.. Оказия, ей-богу, право!.. Желедная дорога, пятое, десятое, народ поошалел, еда в глотку не лезет, что тут станешь делать?.. День, два, неделя, другая наступила, хоть караул кричи!.. Я, мол, ребята, кого-нибудь ножом пырну! У меня, мол, терпежу совсем нету!.. Глядим как-то, начальник летит при параде: "Братцы! Манифест!.. Свобода"!.. Фу-уты, отлегло от сердца!.. Собрал нас в коридоре, да как заплачет. "Что, бат, деется-то, господи!" -- и давай нам вычитывать... Союзы, свободные личности... народные избранники. Конокрадишка около него... Начальник обхватил его да целует, целует... "Братцы, все равны!.. Ура!.. Дождались солнышка!.." Надзиратели промежду себя христосуются, посля к нам полезли: слава ти, царица небесная, теперь нам земли нарежут, заведенья кой-какая будет!.. Сейчас попа из города, молебен, на колени, "многа лета, многа лета!.." А в городе колокола гудут, такой трезвон, ажио, может, за сто верст слыхать!..

   Теща, сидя на конике, не сводит радостно блестящих глаз с него. Отец, отложив шлею, которую чинил, улыбается, кивая головой. Галкин захлебывается, прыгает на лавке, крутит головою.

   -- Целый день по двору бегали, раз сто "ура" кричали. Пришел вечер, слышим: ребята, по местам!.. Что ты станешь делать?.. Шалите, мол, свобода -- так свобода, нечего там, не надобно было манифест вычитывать!.. Отворяйте ворота, желаем ночевать у себя дома! Уголовные узелки с рубахами держат под мышкой: сейчас первым делом в баню, острожную коросту смывать... Начальник побежал к исправнику, к прокурору: так и так, в видах всем свободы, заключенные не слушаются... А его оттуда в шею! Что бы-ло!.. У стены -- мещанишки, товарищи! Машут платками, с флагом!.. Человек, может, сто, а то и больше!..

   -- Опять -- сто!.. Что тебе далось -- все сто да сто?.. "Ура" кричали сто, колокола звонят сто, мещан подошло сто!.. -- недоуменно и сердито спросил Дениска.

   -- Цыц! Ты еще дурак!.. Переночевали ночь, другую, третью... Заполыхало, братцы мои, около-кругом поместьи эти самые... А-а, головушка наша горькая!.. Ломайте, ребята, двери, по добру не дождемся! Надзиратели -- которые помогают, которые стоят одаль, смеются, одного супротивного побузовали...

   Сегодняшний день изба наша -- сборная квартира.

   Узнав о возвращении Галкина, один по одному набиваются осташковцы.

   -- Пришел, Сергеич? Ничего здоровьишко-то?

   -- Побледнел как!.. Ишь ты, одни зубы торчат!..

   -- А болтали, что тебя к расстрелу присудили!..

   Примчался из Золотарева шахтер, где помогал мужикам громить имение, рассказывает про тамошнее происшествие: за главаря у золотаревцев -- питерский рабочий; мужики выбрали новое начальство; вчера к вечеру собрались в имение. Рабочий, перед тем как идти, предложил сходу назначить пятерых стариков распорядителей, которые бы следили за порядком. В это время к толпе подошел урядник, молча опустился на колени.

   -- Братцы, простите меня... пожалейте!..

   Заплакал. Все, вытаращив глаза, глядели на него.

   -- Был жаден... глуп... Не понимал ничего... Обижал вас... Пожалейте меня!..

   Мужики закричали:

   -- Не кручинься, Лизарушка, никто тебя пальцем не тронет, подымайся с коленок-то!..

   -- Я не про то... Облегчите мою душу, ради бога!..

   Указал на мундир.

   -- Одежду сымите!..

   Распоясали его, сняли револьвер, шашку, картуз с бляхой, мундир.

   -- Снимайте и шаровары: они тоже казенные... Снимайте...

   -- Ты их дома, Макарыч, сымешь, сичас холодно.

   -- Нет, сымайте...

   Закрыл лицо руками, стал перед миром исповедоваться: сколько и какого зла наделал людям. Все время плакал. Потом поднялся и, как пьяный, пошел за деревню, к роще.

   -- Ветерком продует, после еще смеяться будет, -- говорили мужики, но на обратном пути, уже спалив имение, нашли его повесившимся на жгуте из подштанников.

   -- Осью бы его по голове, черта сопатого! -- выслушав, сказал Дениска. -- Сила была, не исповедовался, а хвост на репицу загнули -- "Штаны снимайте!".

   Большинство одобрительно смеется.

   Иду запрягать лошадь: Галкину хочется нынче же повидаться с "милой подруженькой" -- Ильей Микитичем Лопатиным, подарить ему светло-зеленые гарусные туфли, которые он сплел в тюрьме. У сеней кем-то обрублены завертки, снят ременный чересседельник.

   -- Забастовщики, сволочи! -- кричит отец, багровея от злости. -- Каленое железо вам, а не свободу, ворам!..