Повесть о днях моей жизни

   Сторож поздоровался с ним за руку, старик радостно не отпускал его.

   -- Понимаешь, вскочил до свету, а вот гляди, что сделал! -- с укоризной глядя на сторожа, воскликнул он.

   Старик бросил на колышек палисадника картуз, вытер полушубком струившийся с лица пот и опять взглянул на сторожа беспомощно и виновато.

   -- Закурить есть? -- неожиданно спросил он.

   -- Есть, -- сказал сторож.

   Старик протянул руку за кисетом и отдернул ее, будто прикоснулся к горячему железу.

   -- Постой, Василий!

   Взлохмаченный, высокий, костистый, длиннорукий, он нелепо дрыгал ногами, подбегая к полотну дороги, и сторож усмехнулся, глядя на него.

   Стоя на горячих рельсах, старик долго глядел вперед, в марево расцветшего утра, вдоль двух сходившихся впереди струн, до рези в глазах блестевших на солнце.

   -- Закуривай, деда, -- сказал сторож. -- Иди, закуривай, не пришел еще поезд-то...

   И в мгновенной улыбке, озарившей лицо старика, сторож уловил страх.

   -- Не пришел еще? -- прошептал он.

   -- Пока не пришел, -- ответил сторож, глядя, как черные губы старика обметываются корочкой сухого жара, как у горячечных.

   Они сели на корточки у изгороди и закурили. Сторож -- приземистый и сбитый, в кольцах синей цыганской бороды, старик -- как сломанный бурей сухостой. Торопливо затягиваясь, старик жег свои пальцы. В махорке попадалась шелуха конопли, цыгарка трещала, и нельзя было понять, откуда шел едкий запах гари -- от шелухи, обжигаемых пальцев или от искр, обильно сыпавшихся на овчину. Сторож бросил окурок и хотел примять его сапогом, но старик торопливо отстранил его ногу.

   -- Что ж ты по скольку бросаешь? Тут еще задышки на четыре хватит... -- И жадно дотянул окурок.

   Старику очень хотелось, чтобы сторож спросил, зачем он приехал на станцию, почему волнуется, поджидая машину, и он часто и нетерпеливо взглядывал на сторожа. Но тот молчал. Тогда старик начал издали. Будто от холода подбирая под полушубок ноги, он равнодушно спросил:

   -- Как у вас, старосту переменили?

   Сторож удивленно покосился на него.

   -- Их же всех до пасхи сменили, -- сказал он,-- а у вас разве старый ходит?

   -- Не старый, а толку мало, -- подумав, ответил старик. -- Ну, да скоро другие порядки наступят, помяни мое слово, -- торопливо и многозначительно добавил он.

   Сторож молча кивнул головой. Потом, глядя в сторону, как бы мимоходом он спросил:

   -- Годов восемь аль больше?

   -- Одиннадцатый, -- бессильно прошептал старик.

   Сторож покачал головой.

   -- Как ключ в воду. Ни письма, ни весточки, -- шептал старик. -- А вчера телеграмм пришел...

   -- Да, это бывает...

   Они слабо улыбнулись друг другу.

   -- Я хорошо помню его, -- вставая, сказал сторож.

   -- Знамо, все помнят, -- твердо ответил старик. -- А я разве забыл? -- Он с минуту держал в горсти теплый песок, струившийся меж пальцев. -- Поглядел бы ты, что сейчас в деревне орудуют.

   -- Орудуют?

   -- Не приведи бог! -- испуганно воскликнул старик.

   И они долго молчали, глядя в землю.

   -- Я пойду взгляну на лошадь, -- будто не в силах превозмочь себя, сказал старик.

   -- Ступай, -- ответил сторож, -- еще часа три.

   -- Ого, пол-осминника можно спахать? -- воскликнул старик. -- А я, брат, испугался, -- поверишь?

II

   Высунув кровавый язык, собака забилась под телегу. Старик, склонив на бок голову и раскорячившись, насмешливо глядел на нее.

   -- Жарко в полушубке-то? -- спрашивал он, осторожно тыкая собаку кнутовищем в бок. -- Ничего, терпи, вот хозяин приедет, другую песню запоешь... Гостинцев тебе привезет... -- И несуразная мысль о гостинцах для собаки, неожиданно сорвавшаяся с языка его, показалась старику столь забавной, что он весело расхохотался и пнул собаку ногой. -- Правда? -- хлипая, спрашивал он. -- Изюму, бубликов, селедок!..

   Собака вяло поднялась. Деревянный в грязи тележный подлисок уперся ей в спину. Старик схватился за полы полушубка и присел, не в силах справиться с душившим его смехом. Кричал, раскидывая черные ладони:

   -- Не знаешь, куда деться? Завязла? А еще называешься Дамка. Рыжуха, -- обратился он к лошади: -- Рыжуха, погляди на дуру: залезла под телегу, а вылезти не может. Ты пригнись, омёла!..

   Проходившая мимо дробненькая баба с удивлением поглядела на старика, и лицо его стало сразу суровым. Выпрямившись, он строго спросил бабу:

   -- Машина из самого большого города скоро?

   Баба торопливо обошла телегу.

   -- Я кого спрашиваю? -- прикрикнул старик.

   Серые лупастые глаза бабы скользнули по взъерошенным волосам старика и насупленному взгляду его.

   -- Я из чужой деревни, не знаю, -- ответила она.

   -- Так бы сразу и говорила, -- наставительно проворчал старик. -- Вас тут, может быть, тысячи шляются...