Повесть о днях моей жизни

   При нашем приближении Пахом смолк и, встав на колесо, уперся коленом в грядку, натягивая на себя кромку веретья.

   -- Подтолкни оттуда, -- бросил он Власу. -- С передка толкни, куда ты?.. У-у, бестолочь поганая!..

   Влас свирепо метнул на него мутными глазами.

   Обнимая сына, Тонкопряха удивленно посмотрела на мужиков.

   -- Что, забавно? -- засмеялся Петя. -- Это он его ярит. У нас ведь каждый божий день такая склока: поругаются, а после драка, потом -- мирно, завтра -- сызнова...

   Пахом и Влас, зашпилив воз и увязав его поводьями, торопливо пошли в крупорушку.

   Этим вечером у нас было событие.

   Управившись с хлопотами, сели ужинать на крыльце.

   Созонт Максимович, примостившись рядом с толстой сероглазой девкой-поденщицей, шутил над Павлой, которая злилась и швыряла как попадя ложки; Китовна клевала носом, Федор Тырин чавкал, опустив глаза, Варвара, сидя между мужем и работником, скупо улыбалась, а Василий резал хлеб.

   Подали травяные щи с убоиной.

   -- Как, Дарьюшка, овсы у вас еще не сеют? -- начал хозяин, зачерпывая из деревянной солоницы пол-ложки крупной серой соли.

   Пахом завозился и хихикнул. Варвара подвинулась.

   -- Поехали, -- сказала Тонкопряха. -- Вся почти Захаровна поднялась.

   Вдруг побледневший Влас с размаху, в то время как Варвара подносила ложку ко рту, ударил ее по лицу. Ложка щелкнула о зубы и кусками разлетелась в стороны.

   -- С-сучка! -- завопил он. -- Потаскуха!.. Д-дьявол!..-- и, сорвав платок с головы, поволок ее за косы в сени, пиная в грудь ногами. -- Попалась, кляча!..

   Все это произошло так быстро и неожиданно, что в первую минуту все только растерянно смотрели друг на друга бессмысленными, осоловелыми глазами. Тонкопряха вытянулась вверх и стала на полголовы выше мужиков, Гавриловна раскрыла рот, Федосья Китовна сморщила лицо и виновато заморгала, толстая девка втянула голову в плечи и сгорбилась, Созонт Максимович покраснел и тоже съежился, а остальные, за исключением Павлы, криво улыбавшейся и с любопытством посматривавшей на возню, затихли, онемели.

   -- Мам-ма! -- первым взвизгнул Петя, бросаясь к Тонкопряхе.

   И голос товарища был сигналом. Опрокидывая чашки, кувшины и кринки с молоком, топча ложки и хлеб, падая, сопя, галдя и воя, все бросились в сени, к Власу, наваливаясь грудью один другому на спину.

   Но Созонт Максимович вытолкал всех на крыльцо и, взяв в руки тяжелый водонос, ударил склонившегося Власа по затылку. Сын, как гриб, свалился на пол, выпустив из рук Варвару, которая по-собачьи поползла в темный угол, оставляя за собой кровавый след.

   -- Ты за что ее, проклятый? -- визжал Шавров, подпрыгивая. -- Тебе кто ж такую волю дал охаверничать, а?

   Ослабевший Влас закрыл лицо руками.

   -- Спуталась она вот с этим, -- указал он на Пахома.-- Я учу ее... Блуди со мной, с ним не надо... Он себе пускай найдет такую, с моей нельзя... -- И, снова тыкая рукою в сторону работника, добавил: -- Говорил он нынче мне об ней, а сам -- смеется. Я ее опять когда-нибудь по ложке...

   Влас раскис, вспотел, стал заикаться. Тонкопряха вытирала слезы. Федор, злобно глядя на работника, тер живот ладонью. Пахом нагло скалил черные гнилые зубы.

   -- И придумает же, пес! -- всплеснул он длинными руками. -- Спуталась, грит, с этим! Девок, значит, других нету для меня? Уважил, Власушко, уважил, нечего сказать!.. Отвалился бы мой язык по самое горло, если я сбрехнул ему хоть слово!..Ты ему не верь, Максимыч, не такая она баба, чтобы ёрничать, а ежели смеяться... что ж, над ним ведь все смеются, над слюнявым...

IV

   Нанимались мы пасти скотину: я -- овец, товарищ мой -- телят со свиньями, но только из этого ничего не вышло: разговор шел, а дело повернулось наизнанку.

   -- Барин удалой, -- сказал мне после ужина Созонт Максимович, -- завтра снаряжайся с мужиками боронить.

   -- Я, дядя, на Мухторчике! -- воскликнул Петя.

   -- Ты пасти скотину будешь,-- сухо бросил Шавров.

   Рано утром земля еще с изморосью, воздух свеж, густ и сочен, запахами трав спросонок пьянит голову на лугах цветистая роса, деревья -- как живые, солнце красно, бодро и лучисто.

   Бороны шуршат, подскакивая на шершавой, в колеях, дороге, лошади идут понуро. Пахом гнусит песню. В поле гам от разных пташек, надсадившиеся за ночь дергачи хрипят, цветы шевелятся.

   -- Сподручного видишь? -- кивает кнутовищем Вася Батюшка.

   Я смотрю налево, за овраг: по глинистому скату прошлогоднего жнивья бегает Петрушка за теленком. Овцы, как вытряхнутый из мешка горох, рассыпались по парине, коровы сошли вниз, к ручью, телята лезут к зелени. Петя машет на них палкой и свистит.

   -- Эй, Петру-ух-ха! -- крикнул Влас. -- О-го-го!..

   Но мальчик скрылся за бугром, должно быть, не расслышав.

   -- Угоняют его за день-то, -- бурчит Василий.

   -- А не брался бы пасти, -- смеется Влас. -- У нас, брат, не шути, а то подавишься.

   -- Мы это знаем -- шутки плохи... На себе видали...-- Вася Батюшка полез за табаком. -- Мы это знаем.

   О сошник позвякивает палица. Задние колеса на новой оси скрипят и плачут. Рябко с Волчком гоняются за сусликом.

   -- Б-бери его, бери разбойника! -- кричит Пахом. -- Грызи до смерти!..