Повесть о днях моей жизни

   -- Послушайте, как вас? -- обернулся он к Пахому. -- Не можете ли вы принести мне пару досок из сарая? Хозяин разрешил.

   -- Нет, не могу, -- сказал Пахом, садясь на коник, -- я тебе не работник; ступай сам.

   -- Вы очень сурьезно отвечаете, -- заметил Демка.

   Из двух нестроганных шелевок он сбил себе кровать, положив на нее полосатый, туго набитый овсяной соломой, тюфяк, а сверху серое каемчатое шерстяное одеяло и подушку в белой наволочке, посредине которой разноцветными нитками было вышито: "ПоМнИ, пОмНи, ДрУг лЮбЕзНыЙ, сВоЮ пРеЖнЮю ЛюБоВь".

   Забыв обоюдную неприязнь, мы сидели с Пахомом рядом на конике, вылупив глаза от удивления.

   А солдат между тем раскрыл сундук, доставая оттуда красное складное зеркальце. Посмотревшись в него и поправив усы, он повесил его над кроватью. За зеркальцем появились щетки -- черная и белая, кривые ножницы, расческа, вакса, кусок розового мыла, бритва, ремень с медной пряжкой, вышитое полотенце и много разных других вещей, которых мы сроду не видели. Обнюхивая, обдувая, разглядывая на свет и улыбаясь каждой вещи, Демка бережно раскладывал их на подоконнике, частью -- на лавке, около своей постели. В заключение вытащил ладони в полторы картину в черной рамке, за стеклом, приладив ее рядом с зеркалом.

   Когда он вышел, Пахом орлом слетел с коника, бухаясь в постель.

   -- Вот где, Ванек, благодать-то -- три недели можно без просыпа спать! -- блаженно закрывая глаза, проговорил од, -- Чего только он, дурак, в работники пошел с таким имуществом! Должно быть, очень жадный, а?

   Упершись ногами в стену и перекосив лицо, Пахом сладко, с завыванием, потянулся и чихнул, вытираясь Демкиным новым полотенцем.

   -- Чай, от полюбовницы рушник-то, -- кивнул он, дергая его за кружева, -- или слямзил у кого... Пройдоха этот солдатишка!..

   Став на колени, батрак погляделся в зеркало.

   -- Гляди-кось, миленький, гляди-ко! -- неожиданно зашипел он и, сорвав с гвоздя картину, бесконечно удивленный, ткнул ее мне в руки. -- Ты только гляди-ко!

   На картине три бравых солдата, заломив набекрень картузы, грозили друг другу обнаженными шашками, а четвертый, помоложе всех, присев на стул, нежно гладил маленькую рябую собачку на колесиках, и этот четвертый, в мундире, белых господских перчатках и высоких мелко набранных сапогах, был не кто иной, как Демка, наш новый работник.

   -- Братуха, это кто же тебя этак сделал? -- все еще не закрывая рта от изумления, спросил Пахом вошедшего солдата. -- Живой ведь, глаза лопни!..

   Тот взглянул на Пахома и тоже раскрыл рот и вытянул лицо.

   -- В-виноват, вам кто же позволил, как свинье, с ногами лезть на кровать? -- благим матом закричал он.

   -- А что я ее съел, что ли? -- проговорил Пахом, нехотя слезая. -- Я за всю жизнь на таких хороших кроватях не лежал...

   Смущенный окриком, он отошел к дверям.

   -- Гляди: она такая же, не полиняла...

   Солдат порывисто оправил одеяло, взбил подушку и, став посередь избы, сказал, стараясь быть хладнокровным:

   -- Господа, вы -- молодой человек, -- указал он на меня, -- и вы, не знаю, как вас звать, -- указал он на Пахома. -- Очень покорнейше прошу вас в этот угол не ходить, поняли?

   -- Понимаем, -- сказал я.

   -- Понимаем, да не все, -- сказал Пахом.

   -- Кто ляжет на постель или притронется к карточке, или к бритве, или к мылу, -- Демка обвел взглядом и рукой свое хозяйство, -- с тем я расправлюсь по-военному, поняли?

   -- Это -- как еще придется, -- недоверчиво косясь на солдата, вымолвил Пахом. -- Мы тоже можем двинуть по-мужицкому. Правда, Иван? Что в сам-деле? Задается, тварь!.. -- Пахом назло сплюнул на стену и добавил: -- Не успел наняться, уж скандалит, шустрый!.. Мы вот с товарищем все лето прожили душа в душу... Правда, Иван?

   Сердце у солдата, очевидно, отошло.

   -- Говоришь вот: душа в душу... Эх, дружок. Ну, как же не скандалить, посуди сам, -- более мягко вымолвил он, став вполоборота к Пахому: -- я, можно сказать, все жилы надуваю, чтобы все шло по-благородному, а вы, извините, в грязных лаптях замололись на самое чистое место... Нельзя же этак! Ты возьми, к примеру, эту штуку...-- Демка подошел к окну и... с минуту стоял неподвижно, будто что-то рассматривая или вспоминая, потом круто обернулся и с угрозой низким голосом спросил:

   -- Виноват, а где же цветы, которые стояли?

   -- Цветы? -- переспросил Пахом. -- Трава?

   -- Цветы! -- повысил голос Демка. -- Молодой человек, вы не видели, куда он их девал?

   -- За окошком, где им место, -- ухмыльнулся Пахом. -- Цветы! Вот глупый! Натащил травы и верещит, как поросенок!..

   Ни слова не говоря, Демка, схватив с окна горшок, в мелкие куски разбил его о Пахомов затылок и побежал вытирать облитые водою руки. Пахом, крикнув: "Ванька, помогай, пожалуйста!" -- наскочил на него сзади и опрокинул.

   Это была первая по счету драка их.

   Вечером, садясь ужинать, исцарапанный солдат, брезгливо глядя на Пахома, говорил:

   -- Я теперь с вами на всю жизнь обрываю разговоры.

   -- Да обрывай, а мне какое дело, -- небрежно отвечал Пахом. -- Ты мне -- разговоры, а я тебе -- морду!

   Домашние заливались хохотом.

   -- Ну-ну! Валяй, служивый! Глаз-то ты ему -- по-божьи!..