Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2

На следующий день Гэндзи должен был возвращаться в столицу, а как встал он позже обычного, решили ехать прямо отсюда. Однако множество людей уже ждало его в Кацура-но ин, и даже до Ои добрались некоторые придворные, сумевшие каким-то образом разузнать, где он находится. «Какая досада! – говорил Гэндзи, облачаясь в парадное платье. – А я-то полагал, что здесь меня никто не найдет».

Между тем в доме стало шумно, пора было уезжать. Сердце Гэндзи разрывалось от жалости к госпоже Акаси, и он долго медлил у выхода, стараясь тем не менее ничем не обнаруживать своего волнения.

Тут появилась кормилица с девочкой на руках. Погладив милое дитя по головке, Гэндзи сказал:

– Вам может показаться, что я считаюсь только со своими желаниями, но, поверьте, я вряд ли смогу жить в разлуке с ней. А что посоветуете вы? Право, «коль окажешься ты далёко…» (163)

– О да, все эти годы, живя далеко, мы вынуждены были мириться с вашим отсутствием, – отвечала кормилица. – Но теперь… Ах, боюсь, что теперь у нас будет еще больше причин для беспокойства.

Девочка тянулась к Гэндзи, словно пытаясь его удержать, и, не решаясь уйти, он сказал:

– Неужели моему сердцу никогда не суждено обрести покоя? Мне тяжело расставаться с ней даже на миг. А где же твоя матушка? Почему она не захотела проститься со мной? Возможно, мне было бы легче…

Кормилица, улыбнувшись, передала его слова госпоже, но та не имела сил даже подняться – в таком смятении были все ее чувства.

«Совсем как знатная дама», – недовольно подумал Гэндзи.

Наконец, вняв увещеваниям прислужниц, она вышла к нему. Изящный, благородных очертаний профиль наполовину скрыт занавесом, мягкие, неторопливые движения – право, чем не принцесса крови!

Приподняв полу занавеса, Гэндзи нежно простился с ней, когда же, выходя, обернулся, то увидел, что она глядит ему вслед, с трудом сдерживая слезы.

К тому времени красота Гэндзи достигла полного расцвета, и вряд ли у меня достанет слов… Ежели раньше он был, пожалуй, немного более худощав, чем следовало при сравнительно высоком росте, то теперь фигура его поражала удивительной соразмерностью. Осанка стала еще величественнее, лицо – нежнее, а движения – изящнее. Впрочем, вполне возможно, что госпожа Акаси была просто слишком пристрастна….

Тем временем появился тот самый Укон-но дзо-но куродо, который был когда-то разжалован, а затем восстановлен в звании. Теперь он прозывался Югэи-но дзё, причем в этом году на него надели шапку придворного. Он неузнаваемо изменился, лицо его сияло довольством. Зайдя в покои, чтобы взять меч господина, он заметил за занавесями знакомую женскую фигуру и многозначительно сказал:

– Я вовсе не забыл прошлого, но следует помнить и о приличиях… Сегодня утром меня разбудил ветер, совсем как там, у моря… Но, увы, мне не с кем было передать даже письмо.

– О, среди этих далеких вершин, над которыми встают грядой восьмислойные облака (164, 165), не менее печально, чем «за тем островом…»(146). Когда же подумаешь: «даже эта сосна…» (166), хочется, чтобы рядом был человек, не забывший тех давних дней, – ответила дама.

Но надо сказать, что этот ответ весьма разочаровал Югэи-но дзё, который рассчитывал совсем на другое – ведь в свое время он имел по отношению к ней вполне определенные намерения. Тем не менее, выходя, он важно сказал:

– Ну что ж, как-нибудь в другой раз….

Господин министр величественной поступью шел к карете, а передовые, суетясь, расчищали перед ним дорогу. Задние места в карете заняли То-но тюдзё и Хёэ-но ками.

– Досадно, что вам удалось раскрыть тайну моего пребывания в этом скромном жилище, – посетовал Гэндзи.

– А мы сокрушались, что, опоздав, не смогли прошлой ночью встретить с вами луну, поэтому сегодня утром и поспешили отыскать в тумане…

– Горы еще не покрылись парчой, зато полевые цветы в полном блеске своей красоты…

– Некоторые придворные, увлекшись соколиной охотой, отстали, и неизвестно, что с ними, – рассказывали ему.

– Что ж, тогда стоит провести еще один день в Кацура-но ин, – решил Гэндзи, и они отправились туда.

Появление неожиданных гостей вызвало сильнейшее волнение среди обитателей Кацура-но ин. Срочно послали за ловцами с бакланами[7], которые, придя шумной толпой, живо напомнили Гэндзи рыбаков из Акаси. Скоро приехали и юноши, проведшие ночь в лугах, и в свое оправдание поднесли Гэндзи привязанную к ветке хаги маленькую птичку. Чаша с вином много раз обходила пирующих, и они совсем захмелели, а как ехать вдоль реки в таком состоянии показалось опасным, решено было остаться в Кацура-но ин на ночь.

Гости один за другим слагали китайские стихи, а когда на небо выплыла яркая луна, дело дошло и до музыки. Из струнных в наличии имелись лишь бива и японское кото, зато флейтисты подобрались незаурядные. Когда они начали играть соответствующую времени года мелодию, ее подхватил дующий с реки ветер, и она зазвучала особенно пленительно. Луна поднялась высоко, казалось, это ее сияние сообщает всем звукам и предметам небывалую прозрачность и чистоту.