Они шептались и вздыхали, но госпожа, сделав вид, будто ничего не замечает, постаралась занять их беседой и до поздней ночи не уходила в опочивальню. Ее пугало чрезмерное внимание прислуживающих ей дам к недавнему событию, поэтому, улучив подходящий миг, она как бы между прочим сказала:
– У нас в доме много женщин, но ни одной не удалось покорить сердце господина ни изысканностью манер, ни родовитостью. Он пригляделся к нам, и мы наскучили ему, поэтому я очень рада, что сюда переехала Третья принцесса. Мне хотелось бы сблизиться с ней. Уж не потому ли, что в душе я и сама – сущее дитя?.. К сожалению, кое-кто распространяет слухи о якобы существующей меж нами вражде. Полагаю, что подобное чувство допустимо питать лишь по отношению к равным себе или низшим. Третья же принцесса выше нас всех, к тому же за нее просил сам Государь, и я надеюсь, что у нее не будет оснований для недовольства.
– Госпожа слишком добросердечна, – заявила Накацукаса, переглянувшись с Тюдзё.
Когда-то эти дамы прислуживали Гэндзи, причем довольно близко, но уже давно перешли в распоряжение госпожи Весенних покоев и искренне полюбили ее.
Многие другие обитательницы дома на Шестой линии тоже не преминули выразить госпоже свое сочувствие. «О, как Вам должно быть тоскливо теперь... – писали они к ней. – Нам и то легче, ведь мы давно смирились...»
От их сочувствия госпоже стало еще тяжелее. «Впрочем, в этом мире все непостоянно, так стоит ли терзать себя понапрасну?» – подумала она. Решив, что столь долгое бдение может показаться подозрительным, она удалилась наконец в опочивальню, и дамы помогли ей лечь. Нетрудно себе представить, как тяжело было у нее на душе. Увы, одинокие ночи всегда так длинны и тоскливы... Она вспомнила тот день, когда Гэндзи уезжал в Сума: «Тогда я думала: как бы далеко он ни уехал, я все вынесу, если буду знать, что он по-прежнему живет в одном со мной мире. О да, я забывала о себе и жила его горестями, его печалями. Чего стоил бы наш союз, если бы мы не выдержали таких испытаний?» Эта мысль принесла ей некоторое облегчение.
Дул ветер, ночь была холодна, и сон все не шел к госпоже, но, не желая волновать прислужниц, она старалась лежать неподвижно, и это усугубляло ее страдания. Крик петуха, раздавшийся глубокой ночью, печалью отозвался в ее сердце.
Госпожа не испытывала ни гнева, ни обиды, но то ли потому, что чувства ее были в смятении, то ли по какой другой причине, только явилась она Гэндзи во сне, и, встревоженный: «Уж не случилось ли дурного», он проснулся и, еле дождавшись крика петуха, поспешил уйти, сделав вид, будто не ведает о том, что до рассвета еще далеко.
Принцесса была слишком неопытна, и кормилицы неотлучно находились при ней. Они видели, как, открыв боковую дверь, Гэндзи вышел из дома.
В неясно светлевшем небе, мерцая, кружился снег, но вокруг было темно. Гэндзи ушел, а в воздухе долго еще витал аромат его платья.
– «Быть темной напрасно...» (284) – прошептала кормилица. В саду кое-где лежал снег, почти незаметный на белом песке.
– «У стены еще сохранился снег...»[8] – тихонько произнес Гэндзи и, приблизившись к покоям госпожи, постучал по решетке. Поскольку давно уже не случалось ему возвращаться в столь ранний час, дамы, притворившись спящими, открыли не сразу.
– Я так долго ждал, что совсем продрог, – пожаловался Гэндзи, подойдя к изголовью. – К тому же я боюсь вашего гнева, хотя и нет за мной никакой вины.
Он откинул прикрывавшее госпожу платье, и она поспешно спрятала мокрые рукава.
Госпожа была приветлива и, казалось, не таила в душе обиды, но в движениях ее, в словах проглядывала некоторая принужденность. Красота ее была безупречна. «Среди самых высоких особ не найдешь ей подобной», – подумал Гэндзи, невольно сравнивая ее с принцессой.
Весь день он провел в Весенних покоях, вспоминая минувшие годы и безуспешно пытаясь развеселить госпожу. Принцессе же отправил письмо следующего содержания:
«Утренний снег плохо отозвался на моем самочувствии, и я хотел бы немного отдохнуть».
– Я передала госпоже принцессе, – только и ответила кормилица, не потрудившись даже написать письмо.
«Ей следовало бы быть поучтивее, – подумал Гэндзи. – Что, если узнает Государь? Я не должен пренебрегать принцессой хотя бы первое время...» Но, увы, он так и не сумел заставить себя пойти к ней. «Ведь я знал, что так получится, – раскаивался он, – о, как же все это тягостно!»
Не могла успокоиться и госпожа. «Он ведет себя слишком неосмотрительно», – думала она, вздыхая.
Утром, проснувшись, Гэндзи, как полагается, отправил Третьей принцессе письмо. Особенно стараться не было нужды, но, тщательно подготовив кисть, он написал на белой бумаге: