Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 3

К вечеру снова пришли от миясудокоро с просьбой пожаловать, и через маленькую кладовую, разделявшую их покои, принцесса прошла на половину матери. Миясудокоро почтительно приветствовала ее, хотя была очень слаба. Не желая нарушать приличий, она поднялась с ложа. – У меня здесь такой беспорядок,– говорила она.– Простите, что не смогла прийти к вам сама. Я не видела вас всего два или три дня, но у меня такое чувство, будто прошли долгие луны и годы. Печально, не правда ли? Можем ли мы надеяться на будущую встречу? Ведь даже если нам обеим удастся возродиться в этом мире, что толку? Мы вряд ли узнаем друг друга. Вот и получается, что лишь краткий миг суждено было нам прожить вместе. Право же, будь мы меньше привязаны друг к другу… По лицу миясудокоро катились слезы, и сердце принцессы болезненно сжалось. Однако она так и не решилась поделиться с матерью своими сомнениями и лишь молча смотрела на нее. Застенчивая и робкая от природы, принцесса не находила в себе довольно твердости, чтобы облегчить душу признанием. Приметив ее замешательство, миясудокоро не стала докучать ей расспросами. Она распорядилась, чтобы дамы зажгли светильник и поставили перед гостьей столик с угощением. Услыхав, что дочь отказывается от еды, миясудокоро сама принялась ее потчевать, но та так и не притронулась ни к чему. Одно радовало принцессу – что матери было немного лучше.

Тем временем принесли новое письмо от Удайсё. Его приняли дамы, которые ничего не знали.

– Велено передать госпоже Косёсё,– объяснили они. Неудачнее и быть не могло. Косёсё взяла письмо.

– Что он пишет?– спросила миясудокоро.

Она успела примириться с мыслью, что Удайсё станет ее зятем, и втайне ждала его. Поняв же, что сегодня он не приедет, снова встревожилась.

– Вы должны непременно ответить,– сказала она принцессе.– Молчать неприлично. Вряд ли найдется человек, способный защитить вас от сплетен. Возможно, вы и в самом деле невинны, но вам никто не поверит. Если же вы перестанете отвечать на послания господина Удайсё, он сочтет вас особой своенравной и бездушной.

Миясудокоро попросила письмо, и Косёсё неохотно передала его ей.

«Ваше откровенное нежелание сообщаться со мной,– писал Удайсё,– не охладило моей страсти, скорее напротив…

Сколько запруд
Ни ставь, лишь мельче становится
Горный ручей.
Удержать не удастся поток,
Падающий по склону…»

Письмо оказалось очень длинным, и миясудокоро не дочитала его до конца. Было в нем что-то неопределенное, нарочитое, к тому же Удайсё сообщал, что не приедет и сегодня. Ну как тут было не возмутиться!

Покойный Гон-дайнагон не оправдал ее ожиданий, но он никогда не забывал о приличиях. Принцесса была единственным предметом его попечений и видела в супруге надежную опору. Это утешало миясудокоро, хотя она и считала, что ее дочь заслуживает лучшей участи. Но Удайсё?.. Какая дерзость! «Что скажет Вышедший в отставку министр?» – волновалась она. Решив выведать хотя бы, каковы намерения самого Удайсё, миясудокоро старательно вытерла глаза, которые за эти тревожные дни совсем померкли от слез, и начертала корявым, похожим на птичьи следы почерком:

«Ваше письмо принесли как раз в тот миг, когда принцесса зашла навестить меня, ибо состояние мое оставляет желать лучшего. Я уговаривала ее ответить, но она настолько пала духом…

Что для тебя
Этот луг, где блекнет напрасно
Цвет девичьей красы?
На одну недолгую ночь
Ты нашел себе здесь приют…»

Дописав, она сложила листок и подсунула его под занавеси, сама же откинулась на изголовье, и тут ей опять сделалось хуже.

Дамы засуетились вокруг. «Этот дух нарочно усыпил нашу бдительность»,– сетовали они. Монахи начали громко читать молитвы.

Дамы настаивали, чтобы принцесса вернулась в свои покои, но она наотрез отказалась. Несчастная хотела умереть вместе с матерью.

Только к полудню Удайсё вернулся в дом на Третьей линии. В тот день он решил воздержаться от поездки в Оно, ибо в противном случае домашние наверняка укрепились бы в своих подозрениях, а ему не хотелось раньше времени давать повод к сплетням.

Весь вечер Удайсё изнывал от тоски. Ему казалось, что чувство его возросло тысячекратно.

До госпожи Северных покоев дошли кое-какие слухи, и она была встревожена, но старалась сохранять наружное спокойствие, заботы же о детях отвлекали ее от мрачных мыслей. Вечером она прилегла отдохнуть в дневных покоях.

Уже совсем стемнело, когда принесли ответ миясудокоро. Придвинув к себе светильник, Удайсё долго вчитывался в письмо, с трудом разбирая корявый, напоминающий птичьи следы почерк.

Госпожа сквозь загораживающий ее занавес зорко следила за ним – и вдруг, незаметно приблизившись, вырывает письмо у него из рук!