Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 4.

— Приезжайте же, я буду ждать вас. Даже с ней ему тяжело было расставаться.

На рассвете Дзидзю собралась уезжать, и принц подарил ей на прощание шкатулку с гребнями и ларец с нарядами. Когда-то он собирался поднести их своей возлюбленной… У него было заготовлено много других вещей, но он предпочел ограничиться тем, что Дзидзю могла увезти с собой сама. Столь роскошные дары повергли Дзидзю в сильнейшее замешательство, ибо она знала, что дамам наверняка покажется подозрительным… Однако отказать принцу она не смела.

Вернувшись, Дзидзю показала дары Укон, а как в те дни радостей у них было мало, они долго рассматривали прекрасные, тончайшей современной работы вещи и плакали навзрыд. Наряды поразили их великолепием, вряд ли, впрочем, уместным в те печальные дни.

— Где же мы их спрячем? — тревожилась Дзидзю.

Тем временем Дайсё, также измученный неизвестностью, отправился в Удзи. Знакомые места пробудили в его сердце томительные воспоминания об ушедших в прошлое днях. «Хотел бы я знать, какое предопределение привело меня в дом Восьмого принца? — спрашивал он себя. — Сколько горестей изведал я здесь, а теперь еще и эта неожиданная утрата. Я верил, что сам Будда привел меня к этому почтенному старцу, и готов был помышлять лишь о грядущем мире, но, видно, сердце мое оказалось недостаточно чистым, и я свернул с пути… Не нарочно ли Будда подверг меня столь тяжким испытаниям?..»

Приехав в Удзи, Дайсё вызвал Укон.

— Мне до сих пор неизвестны подробности, — сказал он ей. — Все это случилось слишком неожиданно, и я не могу смириться… Я намеревался навестить вас после того, как закончится срок скорби, тем более что ждать осталось немного, но, не сумев справиться с волнением… Скажите мне наконец, что послужило причиной внезапной гибели вашей госпожи?

«Стоит ли скрывать от него правду? — подумала Укон. — Я уверена, что монахиня Бэн обо всем догадывается, да и остальные прислужницы тоже. В конце концов кто-нибудь расскажет ему о том, что здесь произошло, да еще истолкует по-своему. До сих пор я довольно ловко вводила всех в заблуждение, и тайна, которая тяготила госпожу, так и осталась нераскрытой. О да, за это время я хорошо научилась лгать, но удастся ли мне убедить господина Дайсё? Его строгий, печальный взгляд лишает меня дара речи, и самые испытанные выдумки не идут на ум…»

В конце концов Укон рассказала ему все. Услышанное показалось Дайсё настолько неправдоподобным, что он долго не мог выговорить ни слова. Этому просто невозможно поверить! Такая тихая, такая молчаливая, не роптавшая даже тогда, когда возроптала бы любая женщина, как решилась она на этот отчаянный шаг? Уж не обманывает ли его Укон? Но горе принца казалось таким искренним… И эти дамы, служанки, — стали бы они так рыдать и стенать, собравшись вокруг него, если б все это было лишь хитрой уловкой?

— Может быть, исчез еще кто-нибудь? Не скрывайте от меня ничего, прошу вас. Неужели она решилась покинуть этот мир единственно потому, что я был недостаточно внимателен к ней? Наверное, она испытала какое-то потрясение, которое и толкнуло ее на этот шаг. О нет, я просто не могу поверить…

Укон было жаль Дайсё, и вместе с тем она растерялась, поняв, что он и в самом деле о многом догадывается.

— Я думала, что вы знаете… — сказала она. — Дело в том, что госпожа с раннего детства воспитывалась в обстановке, мало для нее подходящей. А когда вы изволили привезти ее в это уединенное жилище, она стала часто грустить и постепенно впала в совершенное уныние. Ваши редкие посещения были единственным, что поддерживало ее, заставляло забыть о прошлых невзгодах. А как мечтала госпожа о том времени, когда сможет чаще видеться с вами! Правда, она никогда не говорила об этом вслух, но я-то знала… Как радовались мы, что ее надежды скоро сбудутся, как старательно готовились к переезду! Я уж не говорю о горе Цукуба[67] — она была просто счастлива. И вдруг от вас пришло то странное письмо. Потом и сторожа заявили, что господин наказал им быть бдительнее, ибо до него якобы дошел слух о недостойном поведении дам. Эти неотесанные мужланы стали вести себя вызывающе, причем без всяких оснований… Мы не знали, что и думать. К тому же вы совсем перестали писать. Госпожа, которая с малолетства привыкла не ждать от жизни ничего, кроме горестей, была в отчаянии. Она жалела мать, хорошо понимая, каким жестоким ударом будет для той весть о ее разрыве с вами — ведь, столько сил затратив на воспитание дочери, несчастная жила лишь надеждой на будущее… О, я уверена, что госпожу тяготило именно это. Трудно себе представить, что была другая причина… К тому же, если бы ее похитили демоны, наверняка остались бы хоть какие-то следы…

Укон рыдала так отчаянно, что сомневаться в ее искренности не приходилось, и Дайсё тоже заплакал.