Повесть о Горе и Злочастии, как Горе Злочастие довело молодца во иноческий чин

Автор неизвестен Повесть о Горе и Злочастии, как Горе Злочастие довело молодца во иноческий чин

Изволением господа бога и спаса нашего

Иисуса Христа вседержителя,

от начала века человеческаго.

А в начале века сего тленнаго

сотворил небо и землю,

сотворил бог Адама и Евву,

повелел им жити во святом раю,

дал им заповедь божественну:

не повелел вкушати плода винограднаго

от едемскаго[1] древа великаго.

Человеческое сердце несмысленно и неуимчиво:

прелстился Адам со Еввою,

позабыли заповедь божию,

вкусили плода винограднаго

от дивнаго древа великаго;

и за преступление великое

господь бог на них разгневался,

и изгнал бог Адама со Еввою

из святаго раю из едемского,

и вселил он их на землю, на нискую,

благословил их раститися, плодитися

и от своих трудов велел им сытым быть,

от земных плодов.

Учинил бог заповедь законную:

велел он браком и женитбам быть

для рождения человеческаго и для любимых детей.

Ино зло племя человеческо:

вначале пошло непокорливо,

ко отцову учению зазорчиво,

к своей матери непокорливо

и к советному другу обманчиво.

А се роди пошли слабы, добр [е] убожливи,

а на безумие обратилися

и учели жить в суете и в [не] правде,

в ечерине[2] великое,

а прямое смирение отринули.

И за то на них господь бог разгневался,

положил их в напасти великия,

попустил на них скорби великия,

и срамныя позоры немерныя,

безживотие[3] злое, сопостатныя находы,

злую, немерную наготу и босоту,

и безконечную нищету, и недостатки последние,

все смиряючи нас, наказуя

и приводя нас на спасенный путь.

Тако рождение человеческое от отца и от матери.

Будет молодец уже в разуме, в беззлобии"

и возлюбили его отец и мать,

учить его учали, наказывать,

на добрыя дела наставлять:

"Милое ты наше чадо,

послушай учения родителскаго"

ты послушай пословицы[4]

добрыя, и хитрыя, и мудрыя, -

не будет тебе нужды великия,

ты не будешь в бедности великой.

Не ходи, чадо, в пиры и в братчины[5],

не садися ты на место болшее,

не пей, чадо, двух чар за едину!

еще, чадо, не давай очам воли,

не прелщайся, чадо, на добрых красных жен,

отеческия дочери.

Не ложися, чадо, в место заточное[6],

не бойся мудра, бойся глупа,

чтобы глупыя на тя не подумали,

да не сняли бы с тебя драгих порт[7],

не доспели бы тебе позорства и стыда великаго

и племяни укору и поносу[8] безделнаго!

не ходи, чадо, х костарем[9] и корчемникам,

не знайся, чадо, с головами кабацкими,

не дружися, чадо, с глупыми, не мудрыми,

не думай украсти-ограбити,

и обмануть-солгать и неправду учинить.

Не прелщайся, чадо, на злато и сребро,

не збирай богатства неправаго,

не буди послух[10] лжесвидетелству,

а зла не думай на отца и матерь

и на всякого человека,

да и тебе покрыет бог от всякого зла.

Не бесчествуй, чадо, богата и убога,

и имей всех равно по единому.

А знайся, чадо, с мудрыми,

и [с] разумными водися,

и з други надежными дружися,

которыя бы тебя злу не доставили".

Молодец был в то время се мал и глуп,

не в полном разуме и несовершен разумом:

своему отцу стыдно покоритися

и матери поклонитися,

а хотел жити, как ему любо.

Наживал молодец пятьдесят рублев,

залез[11] он себе пятьдесят другов.

Честь его яко река текла;

друговя к молотцу прибивалися,

[в] род-племя причиталися.

Еще у молотца был мил надежен друг -

назвался молодцу названой брат,

прелстил его речами прелесными[12],

зазвал его на кабацкой двор,

завел ево в ызбу кабацкую,

поднес ему чару зелена вина

и крушку поднес пива пьянова;

сам говорит таково слово:

"Испей ты, братец мой названой,

в радость себе, и в веселие, и во здравие!

Испей чару зелена вина,

запей ты чашею меду сладково!

Хошь и упьешься, братец, допьяна,

ино где пил, тут и спать ложися.

Надейся на меня, брата названова, -

я сяду стеречь и досматривать!

В головах у тебя, мила друга,

я поставлю крушку ишему[13] сладково,

вскрай поставлю зелено вино,

близ тебя поставлю пиво пьяное,

зберегу я, мил друг, тебя накрепко,

сведу я тебя ко отцу твоему и матери!"

В те поры молодец понадеяся

на своего брата названого, -

не хотелося ему друга ослушатца;

принимался он за питья за пьяныя

и испивал чару зелена вина,

запивал он чашею меду слатково,

и пил он, молодец, пиво пьяное,

упился он без памяти

и где пил, тут и спать ложился:

понадеялся он на брата названого.

Как будет день уже до вечера,

а солнце на западе,

от сна молодец пробуждаетца,

в те поры молодец озирается,

а что сняты с него драгие порты,

чары[14] и чулочки — все поснимано:

рубашка и портки — все слуплено,

и вся собина[15] у его ограблена,

а кирпичек положен под буйну его голову,

он накинут гункою[16] кабацкою,

в ногах у него лежат лапотки-отопочки[17]

в головах мила друга и близко нет.

И вставал молодец на белы ноги,

учал молодец наряжатися:

обувал он лапотки,

надевал он гунку кабацкую,

покрывал он свое тело белое,

умывал он лице свое белое;

стоя молодец закручинился,

сам говорит таково слово:

"Житие мне бог дал великое, -

ясти, кушати стало нечево!

Как не стало денги, ни полу-денги, -

так не стало ни друга не полдруга:

род и племя отчитаются[18]

все друзи прочь отпираются".

Стало срамно молотцу появитися

к своему отцу и матери,