Повесть о государевом слонопасе

После отъезда коммунального работника к зверинцу собирались городские бездельники и любопытные. Перегибаясь через ограду, они рассматривали диковинное животное. Подвыпившие мужики кричали ему разные не всегда цензурные слова, развлекая толпу и соревнуясь между собой в остроумии. Барышни, пришедшие с ними, послушно хихикали, прикрывая рот ладошкой. Мамаши и няньки с детьми опасливо стыдили пьяных за недостойное поведение в общественном месте и требовали пропустить малышей поближе. Мужики отвечали на их претензии ещё более глупыми шутками, но миролюбиво отходили в сторону. Дети кидали вниз слону специально принесённые морковки и громко радовались, когда тот поднимал их хоботом с каменного пола и отправлял в рот.

Иногда слон задирал вверх хобот и трубил. Громкий звук приводил толпу в полный восторг. Самые терпеливые могли дождаться того момента, когда слон приступал к умыванию. Он опускал хобот в большую бочку и окатывал себя сверху фонтаном воды. Брызги радугой разлетались во все стороны, а при сильном ветре даже попадали на зрителей. Как по команде все начинали смеяться и показывать друг на друга пальцами. Мальчишки приставляли локоть в собственному носу и вытягивали руку вперёд, изображали хобот. Сгибая и разгибая пальцы, они начинали гоняться друг за дружкой, пытаясь схватить за одежду. По рейтингу популярности новый московский аттракцион превосходил даже торжественный выезд государя из Кремля на охоту в Сокольники, хотя и уступал ему в номинациях режиссуры и зрелищности. И одну из заметных ролей второго плана в этой каждодневной праздничной кутерьме играл доселе никому неизвестный подьячий Земского приказа, а ныне государев слонопас – Никита Петрович Мамонтов.

Каждое утро ранние торговцы, отпирая свои лавки, могли видеть, как он с гордым и довольным видом идёт со стороны Охотного ряда по мосту через Неглинку к зверинцу. Иногда его сопровождал персиянин в разноцветном восточном платье и чалме из длинного куска белой материи, наверченного вокруг головы. Они шли бок о бок и добродушно беседовали. Открытое появление на публике популярных личностей нравилось московским обывателям. Они чувствовали, что близость к знаменитостям делает и их самих особенными людьми – столичными жителями, в отличие от всех остальных граждан необъятной России. Многие прохожие при встрече улыбались им как старым знакомым, а простые мужики уважительно снимали шапки и кланялись в пояс, приветствуя популярных и всенародно любимых персонажей. Особо преданные фанаты из постоянных обитателей Красной площади выучили даже имена своих кумиров и кланяясь при встрече уважительно величали Никиту – Никитой Петровичем, а Фариза, фамилии и отчества которого никто не знал, перекрестили на русский манер Сапфиром, или даже Сапфиром Яхонтовичем.

В ненастную погоду зрителей было мало, и для защиты царского подарка от дождя во рву натягивали полог из крепкой пеньковой парусины.

В один из таких дней Никита пригласил жену с дочкой посмотреть на слона вблизи. Ему давно уже не терпелось похвастаться перед роднёй своей новой ответственной должностью, показать, каким уважением он пользуется среди горожан, и какие дружеские отношения наладил с иноземным царским послом.

В ров спускались по небольшой деревянной лесенке. Никита сошёл первым, подстраховал молодую жену и дочку. Иришке такое приключение было в радость. Она крепко цеплялась за деревянные поручни и ступеньки. А Лиза, в природном желании привлечь любым способом внимание мужчины, притворно изображала испуг, аккуратно нащупывала ногой каждую дощечку и поминутно тихонько ойкала, вспоминая то Матерь Божию – заступницу, то самого Иисуса Христа – Спасителя.

Девочке слон очень понравился, а Лизу – напугал. Она крепко держала дочку за руку и не отпускала от себя, боялась, что он ненароком раздавит её своей толстой ногой, задушит хоботом или проткнёт острым бивнем. Да мало ли чего ещё можно ожидать от такого чудища. Никита с довольным видом, как будто сам произвёл его на свет, расхаживал вокруг слона, смело похлопывал по хоботу и ласково трепал за ухо, чем приводил дочку в восторг. Она громко смеялась и, безуспешно пытаясь вырваться из-под материнской опеки, подпрыгивала на месте.